Клодия поднялась.
— Однако, — продолжала она, — удовольствие говорить с вами заставило меня забыть о главной цели вашего визита. Пойдемте, доктор, я проведу вас к моей дочери.
— К вашим услугам…
Бывшая куртизанка, в сопровождении доктора, прошла две комнаты и остановилась перед полуоткрытой дверью.
— Это я, моя крошка, — сказала она. — Я привела доктора. Можно нам войти?
— Да, мама, — ответил нежный приятный голос.
Оливия лежала на голубой шелковой постели, окруженной, как бы облаком, большим пологом индийской кисеи.
Она улыбнулась матери и доктору, подходившим к ее постели.
— О! — сказала она. — Я не очень больна.
— Однако вам нездоровится, мадемуазель, — заметил доктор, видя блеск ее глаз и ненормальный румянец на щеках. — У вас, конечно, легкая лихорадка…
С этими словами он пощупал пульс.
— Я не ошибся, лихорадка есть, хотя и самая слабая. Что у вас болит?
— У меня горло болит и голова тоже…
Этьен приложил ладонь к пылающему лбу Оливии.
— Вы чувствуете щекотание в горле? Не правда ли?
— Да, доктор.
— Кашляете по временам?
— Да.
Этьен улыбнулся:
— Решительно ничего серьезного. Вы пренебрегли некоторыми элементарными предосторожностями и простудились, но ваша простуда — такие пустяки, что я даже не сделаю ей чести, назвав ее бронхитом. Я пропишу вам питье, от которого все как рукой снимет, и через два дня вы позабудете об этом.
Клодия заранее приготовила бумагу, перо и чернила, и Этьен тут же написал рецепт.
— Вот, — сказал он, подавая его мистрисс Дик-Торн. — Давайте это питье по ложке через час. Завтра я приду взглянуть, какие будут результаты, и заранее убежден, что они будут превосходны. До завтра, мадемуазель.
— До завтра, доктор. Благодарю вас за ваши счастливые предсказания.
Этьен вышел в сопровождении Клодии, которая, как только дверь затворилась за ними, поспешно спросила:
— Доктор, это ничего? Действительно ничего?…
— Решительно… Даю вам честное слово. Разве вы боялись чего-нибудь дурного?
— Не то чтобы боялась, но, знаете, матери всегда пугаются… Теперь я успокоилась. Я хотела бы часто видеть вас у меня, как друга, конечно, а не как доктора. Я обещала господину Анри де Латур-Водье, что он будет встречать вас здесь. Надеюсь, вы не выставите меня лгуньей?
— Конечно, нет!
— Мы сейчас поговорим… Пройдемте в гостиную, прошу вас. Я хочу попросить у вас совета.
Клодия снова усадила Этьена в кресло.
— Господин де Латур-Водье, — начала она, — сказал мне, что вы получили место ординатора в Шарантонской больнице.
— Да, всего несколько дней назад.
— Из этого я заключаю, что вы занимаетесь душевными болезнями?
— Да, эта отрасль медицины всегда меня особенно привлекала… Я мечтаю когда-нибудь возглавить клинику для душевнобольных.
— Стало быть, я могу спрашивать вас с уверенностью, что вы мне все разъясните?…
— Отвечу, как могу.
— Человек, помешавшийся двадцать лет назад, может ли быть излеченным?
— Это не невозможно, но зависит от многих вещей.
— Каких же?
— Во-первых, от причин сумасшествия… Человек, о котором вы говорите, сошел с ума от сильного потрясения, внезапного испуга или в результате болезни мозга? В последнем случае я считаю его неизлечимым.
— А если это следствие испуга или раны?
— Тогда можно надеяться, и, может быть, у меня скоро будет доказательство, что эта надежда основательна.
— В вашей клинике есть случай такого рода?
— Да, сударыня, и случай очень редкий. Для счастливого исхода необходимо сделать операцию.
— Мужчине?
— Нет, женщине.
— И эта женщина давно больна?
— Уже более двадцати лет.
— А какая причина?
— Рана.
— Следствие преступления или случайность?
— Мне кажется, что первое вероятнее. Пулевое ранение в голову. Пуля застряла в кости.
— Это странно! — воскликнула Клодия.
— Очень странно и очень л.бопытно.
— Эта больная теперь в Шарантонской больнице?
— Да, сударыня.
— Она парижанка?
Тут Этьен вдруг вспомнил, что его новая пациентка «секретная» и что он не имеет права произносить ее имени.
— Я думаю, что парижанка, — ответил он, — но не могу сказать наверное.
— Родные навещают ее?
— Не знаю, — пробормотал доктор, которого эти настойчивые вопросы, видимо, смущали. — Я не знаю, что происходит в больнице вне времени моей службы… Для нас это только больные, и очень часто мы даже не знаем их имен.
Клодия была слишком умна, чтобы не понять, что больше ничего не добьется.
Всякие дальнейшие расспросы могли только возбудить подозрения доктора.
Да и что было ей за дело до всего этого? Она не могла предположить, чтобы шарантонская сумасшедшая была вдовой герцога Сигизмунда де Латур-Водье, и поэтому прекратила бесполезные вопросы.
— Благодарю вас, доктор, вы сказали мне все, что я хотела знать. Может быть, я скоро покажу вам особу, о которой говорила, если ее родные решатся испытать все для ее излечения.
— Помните только, что ничего невозможно, если неизвестна настоящая причина болезни.
— Я не забуду этого; я справлюсь и в один из ваших ближайших визитов передам все, что узнаю.
На этом разговор кончился. Этьен встал.
— До завтра, сударыня, — сказал он.
— До завтра, доктор, — ответила Клодия, протягивая руку.