Сыщик и канарейка

– Не имею. Протокол требует, чтобы в подобных делах был задействован представитель отдела убийств. В данном случае – вы как полицейский, обнаруживший труп Хевеля. И вы будете задействованы. Номинально. Мы сообщим вам, когда найдем убийцу.

Болезненно. Но этого следовало ожидать. Виктор не удержался и спросил:

– А если я найду его первым?

– Я не могу запретить вам заниматься этим делом, – комиссар смерил его тяжелым взглядом, – но я могу настоятельно посоветовать вам не переходить мне дорогу. Это было бы в ваших интересах. К тому же, подумайте сами, каковы шансы у вас в одиночку найти его убийцу, без информации и связей, имеющихся у моего отдела? Займитесь своими делами, – продолжил Конрад. – У вас наверняка они есть. Не тратьте время на Хевеля.

В кабинет постучали, и один из виденных Виктор ранее телеграфистов поспешил передать сообщение.

– Это все, с чем вы пришли? – спросил комиссар, стремительно теряя интерес к Виктору.

– Так точно, сэр.

– В таком случае свободны, – Конрад махнул рукой, указывая на выход. – Да, детектив! До моих людей дошли слухи, что Верзила Шон объявился в Гетценбурге. Уберите своего ручного медведя, пока никто ничего не заподозрил, и предоставьте заниматься этим профессионалам. Вы меня поняли?

– Так точно, сэр, – сквозь зубы согласился Виктор.

Отправив с телеграфа сообщение и завернув по дороге в кафе на ранний завтрак, Виктор вернулся в отдел. На столе лежали папки с горящими расследованиями – к ним он собирался вернуться, но пока Хевель был в приоритете. И быки, попытавшиеся отобрать бумаги у Роберта (да будто они вообще могли попасть к доку!). Все же его долгом было защитить родственника… Или, наоборот, не позволить добряку доктору убить следующих, кто решит на него напасть. Виктор хмыкнул, вспомнив залитую свинцом трость, обломки которой лежали в шкафу с вещественными доказательствами. Да уж, это еще вопрос, кого тут требовалось защищать.

Бессонная ночь (и не одна: если бы Виктора попросили, он постарался бы вспомнить, когда в последний раз спал, но сомневался, что ему удалось бы) сказывалась на состоянии. Виктор не заметил, как уснул, расположившись щекой на отчете о вскрытии Хевеля. На несколько часов шум в общей комнате, падающие из-за жалюзи солнечные лучи и разыскиваемые преступники перестали для него существовать. Разбудил его запах кофе.

– Я получил ваше сообщение, сэр, – произнес Брэмли вместо приветствия, втискиваясь в кабинет с подносом и зажатым под мышкой шлемом. – Что произошло?

Виктор неприязненно посмотрел на сержанта. Тщательно выглаженная форма, прямой пробор на густо намазанных бриллиантином волосах, свежее, чисто выбритое лицо и энтузиазм во взоре. Полная противоположность Виктору, который в этот момент испытывал одно желание: умереть и на том свете как следует отоспаться.

– Конрад отстранил нас от дела, – поведал он, с рассеянным видом принимая чашку. – Сказал, чтоб, если мы хотим заниматься этим расследованием, занимались им сами.

Ладно, возможно, Конрад сказал не совсем так, но сути это не меняло. Умница Брэм сразу понял, что скрывается за словами, и поинтересовался:

– И что мы будем делать, сэр?

Виктор поморщился.

– Прекращай ты уже с этим «сэр»! – попросил он. – Мы будем работать. Искать убийцу так, как это делают в седьмом отделе.

Упрямством и по́том, обивая пороги и перелопачивая горы оказывающейся ненужной информации. Взбодрившись, Виктор встал и потянулся за шляпой. В конце концов, не впервой.

– Для начала заглянем в морг. Пройдемся еще раз по последнему дню Хевеля. Проверим, не связывался ли он с кем-то в тот день: я возьму на себя телефонисток, ты пройдешься по почтамтам.

– Почему не наоборот? – приуныл сержант.

– Потому что ты вызываешь у почтовых работниц материнский инстинкт и непреодолимое желание закормить плюшками. К тому же, – ухмыльнулся Виктор, – телефонистки моложе и симпатичнее.

– А потом?

– А потом мы проделаем это еще раз. И еще раз. И еще, пока что-нибудь не обнаружим.

Глава 8

Доктор

Следующие дни прошли настолько спокойно, что я решил, будто нападение останется единственным инцидентом, прервавшим размеренный темп моей жизни в Гетценбурге.

Проехав на пролетке путь от Лестниц до кампуса, я понял, что возвращаться в комнату не имеет смысла, и отправился сразу на факультет. Там, переодевшись в запасной костюм, я встретил рассвет и профессора Фитцерея, у которого по средам был присутственный день. Получив замечание по поводу неподобающего внешнего вида, я молча вернулся к бумажной работе.

Леди Эйзенхарт я отправил записку, в которой выразил сожаление по поводу того, что не смогу посетить ее на этой неделе. Обеспокоенная моей простудой, которую я назвал в качестве причины, она порывалась прислать ко мне своего домашнего врача, но успокоилась, когда я напомнил о своем образовании.