Семенов, не опуская рук, шагнул ко мне, но я навел ствол «дырокола» на его голову, и бравый риттер поневоле остановился, стараясь не провоцировать меня лишний раз.
— Сколько тебе заплатили за предательство? В какую сумму ты оценил жизнь Мартынова? А жизнь императора?
— Бреннер, мы давно знакомы. Хочешь начистоту? Изволь. Ты знаешь, я — патриот! Я ничего не делаю просто так. Наша страна катилась в пропасть, я должен был попытаться все исправить…
— И поэтому ты предал всех? — Я прервал его на полуслове. Не хотелось слушать разглагольствования, вся суть которых сводилась к тому, что страну надо спасать. Нашу страну пытались спасти сотни раз, делая в итоге только хуже. Нет уж, позвольте нам идти своим путем. А хотите помочь, избавьте нас от своего присутствия и участия. — Я знаю, ты работаешь на «Механикс». На какие вещи ты закрывал глаза последние годы? Сколько преступлений скопилось на твоей совести?
Семенов молчал, задумчиво поглядывая на меня. Он — тертый калач, так запросто сведения из него не вытащить, если сам не захочет рассказать, тут даже пытки не помогут, хотя на них все равно не было времени, да и не стал бы я марать руки.
Одна мысль внезапно пришла мне в голову. Я даже удивился, как не додумался до этого раньше. И я был уверен в своей правоте как никогда.
— Ты ведь знал о Жорике? — Я говорил и внимательно смотрел в лицо того, кого еще недавно считал своим другом. — Ты знал о похищенных детях. Ты знал, что он делает с ними! Ты все знал и ничего не делал?!
— Так надо было, Бреннер. Дагеротипист являлся важным связующим звеном. Мы следили за ним. Мы не хотели допустить, чтобы чужаки победили, мы старались предотвратить большее зло…
Он говорил и говорил, стараясь доказать свою правоту, убедить, переманить на свою сторону. Но я больше не слушал. Я просто вспоминал. Вспоминал снимки убитых детей, найденные в секретной комнате маниака, вспоминал сестер Ольшанских, вспоминал барон-капитана Мартынова — умного, честного и порядочного человека, вспоминал то, что творилось сегодня в городе, вспоминал девочку Анни, потерявшую на площади маму, я вспоминал всех.
Потом он взмахнул рукой, а в ней оказался револьвер. Заговорил он меня, заставил отвлечься, уйти на несколько мгновений в свои мысли.
Но еще быстрее, чем Семенов спустил курок, из угла комнаты мелькнула стремительная тень. Вилли, котенок, подобранный сестрами и оставленный мной на временное попечение дежурного Департамента, до этого момента незаметно сидел под столом. Он быстрее пули пролетел разделяющее нас расстояние и вцепился в руку Семенову, повиснув на ней всем своим крупным телом, раздирая мясо до костей острыми как бритва когтями.
Риттер все же успел нажать на спусковой крючок, но кот сбил прицел, и пуля ушла далеко влево. Ударом кулака Семенов сбросил Вилли на пол и прицелился теперь уже в него, позабыв обо мне.
Я выстрелил в риттера. Я стрелял снова и снова. И даже убедившись, что он мертв, я продолжал стрелять.
Негромкое дребезжание переговорника заставило меня остановиться. Но заработал не аппарат на столе, а мой личный переговорник, который я сунул в карман перед тем, как вломиться в кабинет.
— Слушаю, — безразлично сказал я в устройство.
— Кира! — раздался взволнованный голос Грэга. Слышно его было едва-едва. — Наконец-то ты ответил! Я нашел его, слышишь, нашел!
— Кого ты нашел? Возвращайся домой, тебя жена ждет, волнуется.
— Ты что, не понимаешь? — удивился репортер. — Я нашел его, вычислил!
— Да о ком ты?
Кот подошел и с урчанием потерся о мои ноги. Я ласково почесал его за ухом.
— О чудовище, за которым мы охотимся. О том, которое жило в теле дагеротиписта и сбежало после его смерти. Это было чертовски трудно, но я нашел его, я сумел!
— Подселенец? Ты говоришь о подселенце? — взволновался я.
— Наконец-то сообразил. — Даже теперь Грэг не мог отказаться от привычного ехидства. — Я далеко, мне пришлось уехать из города, чтобы собрать информацию. Никак не успею помочь. Придется тебе самому…
— Справлюсь, — отрезал я. — Один раз я убил эту тварь, убью и во второй. Где мне его найти?
Грэг успел ответить:
— Они прячут его в соборе. Будь осторожен!..
А потом разговор прервался.
XLVII
Собор
Собор — до сегодняшнего дня самое величественное сооружение Фридрихсграда — располагался прямо за центральной площадью. К нему-то и направлялся в полдень император, дабы поклониться святым мощам, но так и не добрался до цели.