Никогда еще этический императив истины как действия не был столь ясен. Далее по бадьюианскому сценарию следует, что активизм, исходящий от трех неназываемых имен - Атеоса, Энтеоса и Пантеоса, - создает прочный фундамент для Синтеоса, формализации и реализации утопии. Поскольку мобилистский универсум синтетизма является одновременно контингентным и индетерминистским, очевидно, что Синтеос не может быть реализован через мистический, эсхатологический приход исторической цели, в соответствии с тем, что так образно проповедуют марксизм и авраамические религии. Вместо этого Синтеос реализуется через целенаправленную, но кочевую, творческую активность в капризной, изменчивой вселенной, движимой надеждой на внезапное появление и реализацию невозможного в виде четвертой сингулярности - идея, которая завершается теологизацией, которую провозгласил ученик Бадью по синтетизму Квентин Мейяссу. Урок Бадью и Левинаса состоит в том, что преданность истине как акту на протяжении всей жизни - это внутренняя экзистенциалистская субстанция метафизики.
Понятие истины как действия является центральным для понимания отказа синтетического утопизма быть оптимистичным или пессимистичным. Не исключено, если не сказать - вероятно, что подавляющее большинство людей всегда с горящими глазами повернется к харизматическому авторитету на той или иной сцене и потребует ответа, оптимист она или пессимист в плане будущего, но даже разумная формулировка этого вопроса требует такого количества нюансов и уточнений, что осмысленный ответ для массового потребления вообще невозможно представить. Синтетик, который бережет свою целостность и ценит серьезную дискуссию о будущем, естественно, отказывается, в дружеской, но твердой форме, высказывать свое мнение. Здесь эпистемология сменяется этикой. Именно здесь мы должны обратиться к вере и ее возможностям и отказаться от требования определенного знания.
Прежде всего, синтетизм предполагает, что время реально в условной вселенной. Это делает все предсказания крайне неопределенными, по крайней мере в долгосрочной перспективе, как в метеорологии или экологии. Но есть и встроенный паралич веры в некое в целом позитивное или преимущественно негативное развитие событий. Неважно, в ту или иную сторону склоняются ожидания; просто сам факт того, что они склоняются в какую-либо сторону, ослабляет волю к действию. Если движущим экзистенциалистским принципом синтетической этики является то, что истина - это действие: если ты действуешь, то ты - все, если не действуешь и довольствуешься реакцией, то это означает, что если актор хочет максимизировать свои возможности для власти и влияния, то все прогнозы относительно будущего должны начинаться с абсолютно нейтральной позиции. Будущее не может быть лучше или хуже в каком-либо объективном смысле: мелиоризм в корне лжив, мифология обреченности - тоже, будущее просто открыто, стоп. Именно из этой нейтральной к прогнозам отправной точки можно сформулировать этические императивы синтетизма. Невозможное возможно - если вы хотите быть причастным к истине: действуйте!
Бадью утверждает, что любая универсалия в единственном числе открыта по отношению к будущему и постоянно остается незавершенной. Его не волнует наша смертность или общая хрупкость. Он подводит итог универсальности как верному построению бесконечной, родовой множественности, где множественность должна быть первичной, поскольку Единое - это всего лишь словесная иллюзия (то есть Единое - это вечное, фиктивное par excellence, если использовать синтетический словарь). Множественность - это всего лишь лингвистическая сингулярность; любой сингулярности вне несводимой множественности не существует. Любая универсальность исключительна, берет свое начало в единичном возникновении, собирается шаг за шагом, является следствием экзистенциального решения, порождает этического субъекта и основывается на становлении в активной истине, а не на каком-либо конкретном знании. Бадью утверждает, что философия, безусловно, включает в себя искусство анализа, но прежде всего это искусство артикуляции универсалий. Событие истины возникает, по его словам, ex nihilio. Начнем с того, что это событие скорее невидимо, чем явно идентифицируемо, где и когда оно происходит. Его невозможно предсказать или отследить, исходя из обстоятельств, окружающих ситуацию, в которой оно происходит. Вместо этого событие истины получает свой статус от верующих впоследствии, и его общее принятие определяется силой и настойчивостью верующих, их лояльностью. Именно верующие должны сделать событие истинным; оно может получить свой статус сингулярности только посредством эстетической ретроспективности.