Сыновья Ананси

– Послушайте, – перебила она, – если собираетесь рассказать, просто расскажите и все, хорошо?

Смеркалось, и идти вдоль дороги было неприятно. Она напомнила себе, что никакая машина ее не собьет, но это не сделало ощущения более комфортными.

Старик, слегка нараспев, начал рассказывать.

– Вы должны понять, когда я говорю «тигр», – сказал он, – я имею в виду не полосатую кошку из Индии. А тех, кого люди называют большими кошками – пум, рысей, ягуаров, в общем, всех. Улавливаете?

– Разумеется.

– Хорошо. Итак… Давным-давно, – начал он, – истории принадлежали Тигру. Все истории, что когда-либо были, принадлежали Тигру, все песни принадлежали Тигру, и я бы даже сказал, что все шутки принадлежали Тигру, но во времена Тигра было не до шуток. В историях Тигра было важно лишь, сколь крепки твои зубы, как ты охотишься и как убиваешь. Но ни мягкости, ни ловкости, ни мира в историях Тигра не было.

Мэв попыталась представить, какие истории могла бы рассказать большая кошка.

– То есть они были жестокими?

– Иногда. Но по большей части плохими. Когда все истории и песни принадлежали Тигру, это были плохие для всех времена. Люди принимают форму при помощи тех песен и историй, которые их окружают, особенно если собственной песни у них нет. А во времена Тигра все песни были мрачными. Начинались со слез, заканчивались кровью, и других историй люди того мира не знали. И вот пришел Ананси. Вы, полагаю, все о нем знаете…

– Не думаю, – сказала Мэв.

– Ну, если я начну рассказывать, как умен и красив, как обаятелен и коварен он был, мне придется говорить до следующего четверга, – начал старик.

– Тогда не надо, – сказала Мэв. – Поверим на слово. А что этот Ананси сделал?

– Ну, Ананси выиграл истории. Хотя почему выиграл? Он их заслужил. Он забрал их у Тигра и сделал так, чтобы Тигр больше не смог вернуться в реальный мир. По крайней мере, во плоти. Истории, которые рассказывали люди, стали историями Ананси. Это было десять или пятнадцать тысяч лет назад. Теперь истории принадлежат Ананси – и в них есть шутки, обман и мудрость. Теперь все люди по всему миру перестали размышлять только об охоте или о том, как не стать добычей. Они начинают задумываться о том, как избежать проблем, – порой ввергая себя в еще большие проблемы. Им все еще нужно набивать себе животы, но теперь они пытаются придумать, как сделать это, ничего не делая, вот ради чего люди начинают раскидывать мозгами. Некоторые думают, что первым орудием было оружие, но все было наоборот. Сперва люди разобрались с орудиями. Сначала костыль, потом дубина – и никак иначе. И поскольку люди теперь рассказывают истории Ананси, они начали задумываться, как добиться поцелуя, как получить что-то за просто так, будучи умнее или забавнее. Вот когда они стали созидать мир.

– Это просто сказка, – сказала она. – Люди начали с того, что придумали истории.

– Что это меняет? – спросил старик. – Может, Ананси это просто какой-то парень из истории, придуманной в Африке в дни, когда мир только начинался. Какой-то мальчишка с болячкой на ноге, шлепая костылем по грязи, придумал бестолковую историю о человеке из смолы. Это что-нибудь меняет? Люди отвечают на истории. Они рассказывают их самим себе. Истории разлетаются, и когда их рассказывают, меняют рассказчиков. Потому что сейчас те, кто думал лишь о том, как убежать от льва или держаться подальше от реки, чтобы не стать легкой добычей крокодилов, начали мечтать о совсем другой жизни. Мир, может, и остался прежним, зато обои поменялись, верно? У людей по-прежнему та же история, они рождаются, что-то делают и умирают, но теперь история значит совсем не то, что прежде.

– Вы пытаетесь сказать, что до историй Ананси мир был грубым и злым?

– Да. Примерно так.

Она обдумала это.

– Ну, – сказала она радостно, – значит, это хорошо, что теперь истории принадлежат Ананси.

Старик кивнул.

– А разве Тигр не хочет получить их назад? – спросила она.

– Уже десять тысяч лет как хочет, – снова кивнул он.

– Но они ведь ему не достанутся?

Старик ничего не ответил. Он смотрел куда-то вдаль. А потом пожал плечами.

– Будет плохо, если достанутся.

– А что с Ананси?

– Ананси умер, – ответил старик. – И вряд ли даппи может тут что-то сделать.

– Как даппи, – сказала она, – я возмущена!

– Ну, – сказал старик. – Даппи ведь не могут коснуться живых, помните?

Она задумалась об этом на минутку.

– А чего же я могу коснуться? – спросила она.

Выражение, промелькнувшее на старом лице, было вместе и коварным и озорным.

– Ну, – сказал он, – например, меня.

– Да будет вам известно, – сказала она, приняв оскорбленный вид, – я замужняя женщина.

Его улыбка стала только шире. Это была приятная и мягкая улыбка, столь же душевная, сколь и опасная.

– Вообще говоря, контракты такого рода остаются в силе, лишь «пока смерть не разлучит нас».

На Мэв это не произвело впечатления.