Приподнимаюсь на локте, всматриваясь в темноту и различая огромную фигуру, возле которой кружит крохотный комочек. Песик успокаивается и возвращается к нам, охраняя сон Владика.
– Тимур? Что ты здесь делаешь? – растерянно спрашиваю, потому что не верю. Может, он мне привиделся?
Сынок ворочается в моих руках, кашляет и просыпается. Начинает хныкать, но вдруг умолкает, увидев Тимура.
Не показалось...
– Папа с нами? – чуть слышно произносит, чтобы не спугнуть.
Вулканов подходит ближе, опускается у нашей кровати, проводит ладонью по макушке Владика.
– Болит что-то, ураганчик? – называет его придуманным мной прозвищем, но в его устах оно звучит по-особенному.
– Нет, – сын зевает и прижимается ко мне спинкой, кутаясь в одеяло. – Папа полечит, – повторяет и опять засыпает.
Тимур прижимается губами к его лбу. Измеряет жар? Или по-отечески целует?
Приподнявшись, тянется ко мне. Целует в щеку, наклоняется к уху, обдавая дыханием.
– Я теперь всегда буду с вами, – произносит уверенно. – Завтра на второй этаж переберемся. Выберешь детскую для Владика. Можешь обустроить ее по своему вкусу. Пора вам расположиться здесь по-человечески. Вы больше не гости. Вы моя семья.
Четко. Убедительно. Безапелляционно.
Мне нечего возразить ему. Главе семейства. Нашего небольшого семейства.
– Это сон? – шепчу я.
– Надеюсь, нет, – хмыкает и заставляет себя отстраниться.
Бросает подушку на диван у противоположной стены, устраивается так, чтобы наблюдать за нами, и невозмутимо засыпает, будто мы его снотворное. Затихает и Владик, прекращая покашливать.
Одна я не могу успокоиться до самого утра. Боюсь лишний раз моргнуть, чтобы мираж не рассеялся.
Но с первыми лучами рассвета я все еще вижу Тимура. Умиротворенного, крепко спящего. На твердом, неудобном диване. В нашей с Владиком комнате.
Все-таки отключаюсь. С застывшей на губах улыбкой.
Глава 48
– Не утруждайся, это необязательно, – устав молча наблюдать за суетящейся Евой, останавливаю ее с легкой улыбкой.
Обхватываю тонкие запястья, прижимаю к своей груди, сминая ткань выглаженной рубашки. Белоснежной. Черт, сто лет обо мне никто так не заботился. Внимание Евы сначала было непривычным, но с каждым днем я постепенно разрешал себе не только принимать все, что она для меня делает, но и наслаждаться этим. Стоило мне забыться, как фея незаметно сменила мой гардероб. Коварная женщина.
– А, хорошо, – машинально и чуть заторможено отвечает. Одергивает руки, теребит пальцами галстук, свисающий с ее ладони, как змея.
Она будто проводит какой-то особый ритуал «правильной женщины». И я готов простить ей все. Но пытаться повязать удавку мне на шею – это уже слишком. Я и раньше терпеть не мог носить галстуки, только по особым случаям, а после нескольких лет в футболках и джинсах – вообще отвык от делового стиля.
– Извини, просто после клиники мы собирались сразу на встречу по поводу гранта, - тихонько оправдывается. – Ну, нет так нет. Как скажешь, – отводит взгляд.
Переключает внимание на сына. Владик, как обычно, помогает разрядить обстановку. Слетает с лестницы с щенком на руках, пускает его на ковер. Замирает, заметив светлую шерсть на своем синем костюмчике, с опаской зыркает на мать и принимается лихорадочно оттирать пиджак.
– Вла-адик, – огорченно тянет Ева.
– Ладно, завязывай, – указываю на чертов галстук в ее руках и украдкой подмигиваю озорному мальчишке. Беру удар на себя, пока он приводит одежду в порядок.
– Мне несложно. Наоборот, приятно, – просветлев, улыбается фея. – И это меня успокаивает, – делает аккуратный узел.
– А ты нервничаешь? – укладываю ладони на ее талию, осторожно поглаживаю, чтобы не испортить наряд. Хотя безумно тянет это сделать – усилить хватку, смять безупречную ткань, обласкать через нее хрупкое тело. Хочется до покалывания в пальцах.
На Еве строгое бирюзовое платье, до колена, и со скромным декольте, а меня так ведет, будто она полуголая передо мной стоит. Но все мысли вышибает из головы ее следующая фраза. Как выстрел.
– Мне кажется, мы совершаем ошибку. То есть я ее совершаю… – бросает взгляд на сына.
Малыш как ни в чем не бывало несется за лающим Тимкой, ловит его и чешет за ушком. По гостиной разносится детский смех, перемешанный с радостным собачьим скулежем.
– Какую ошибку? – с трудом выдавливаю из себя, отвлекаясь от ребенка.
Пристально всмотревшись в растерянное лицо Евы, пытаюсь считать ее эмоции. И понять причину.
Какого черта? У нас ведь все так хорошо было в последние дни. Перебрались на второй этаж, заказали мебель для детской. А как загорелась Ева, когда я предложил ей самой расписать стены. Сначала удивилась, будто я ей что-то сверхъестественное разрешил, а потом села с Владиком за ноутбук выбирать эскизы и цвета.
После всего, что случилось между нами...
Что и, главное, когда пошло не так? И какого хрена я пропустил?
– Ева? – суровым окликом вырываю ее из размышлений. И дико переживаю вместе с ней.