Сын Зевса

Через несколько дней Александр созвал военный совет. Надо решить - осаждать ли город или прежде дать морской бой?

Выступил молодой наварх - флотоводец Никанор, сын Пармениона.

- Персы ведут себя вызывающе, царь. Они все время подходят к нашей гавани, выманивают нас, требуют сражения! Я, царь, готов выйти и принять бой, если так решат военачальники и если так решишь ты!

Военачальники колебались:

- Наш флот занял выгодную позицию - стоит ли ее терять?

- Да, но сто шестьдесят триер против трехсот…

- Что ж из этого? Персидское войско во много раз больше македонского, однако победа на нашей стороне!

- Если наши триеры не подпустят персов к Милету с моря - уже хорошо!

В спор вступил Парменион.

- Наш флот - афинский флот. А эллины всегда были сильны на море, - сказал он. - Я считаю, что победа на море принесет великую пользу для наших дальнейших дел. А если потерпим поражение… Ну что ж, это не нанесет нам большого урона. Но поражения не будет - вы же сами видели божественное знамение: орел спустился и сел у кормы нашего корабля. А что означает это знамение? Оно означает, что наш флот победит. Я сам, первый, хоть и старик, готов взойти на корабль и сразиться с персами!

Филота кивал головой, соглашаясь с отцом.

- Если мы будем бояться поражений из-за того, что наша армия невелика, нам надо уже сейчас возвращаться домой.

Александр всех выслушал внимательно, зорко вглядываясь в лицо каждого, кто говорил. И более внимательно, чем кого-либо, он выслушал Пармениона. Но чем горячее высказывал свои мысли старый полководец, чем более твердой и властной становилась его речь, тем сильнее хмурились округлые брови Александра.

На слова Филоты, брошенные с обидной снисходительностью, Александр ничего не сказал, будто не слышал их. А Пармениону ответил:

- Я не пошлю свой маленький флот сражаться с персидским флотом, который неизмеримо сильнее, - это бессмысленно. Я не хочу, клянусь Зевсом, чтобы отвага и опытность македонян пропали впустую в этой неверной стихии и чтобы варвары видели, как мои воины погибают у них на глазах. Это ошибка, что поражение не нанесет нам урона. Поражение нанесет нам большой урон. Оно унизит славу наших первых побед. Подумайте, как зашумят, как заволнуются народы в Элладе, услышав о нашей неудаче! Нет, морская битва сейчас не ко времени. А что касается божественного знамения, то Парменион истолковал его неправильно. Орел послан богами - это так. Но он сидел на земле, а не на корме. И это знаменует, что мы победим не на море, а на суше. На рассвете начнем штурм Милета. Готовьтесь!

Парменион выслушал Александра, не скрывая неудовольствия. Маленькие, бледно-голубые глаза его, щурясь, глядели в лицо царя, будто стараясь запомнить не только то, что говорит царь, но и проникнуть в его мысли. И когда Александр умолк, приказав готовиться к штурму, Парменион опустил голову, вздохнул и молча вышел из царского шатра. Он шел тяжелым шагом, словно доспехи пригибали его к земле.

- Ты болен, отец? - Филота, увидев, как понуро идет Парменион, как согнулась его спина, догнал его. - Ты болен?

Парменион не остановился, не оглянулся.

- Я не болен, Филота. Наверно, я уже слишком стар.

Филота, богато одетый, с надменной осанкой, которую он приобрел в последнее время, шел рядом, в ногу с отцом. Это шли два воина, привыкшие к походному строю.

- Ты не стар, отец. Надень шлем, что ты несешь его в руках? У тебя огромное войско, оно тебе повинуется, оно любит тебя, оно идет за тобой без оглядки. О какой же старости ты говоришь?

Парменион снова вздохнул:

- Что-то случилось со мною, Филота. Я перестаю понимать царя. А царь перестает понимать меня. Уже не в первый раз он отвергает мои советы…

- Он мальчишка! - с гневом и обидой сказал Филота. - Ему бы слушаться опытных и славных своих полководцев, а он…

- Но почему этот мальчишка умеет видеть и предвидеть, чему я за свою долгую жизнь так и не научился?

- Ты столько побеждал, отец, при царе Филиппе! Ты столько взял городов!

- Да. Было. Но вот что я тебе скажу: никогда не говори плохо о царе, потому что он - наш царь. Да и обижаться нам на него не за что. Я - полководец. Тебе доверена конница царских этеров. Никанору - флот. Младший наш, Гектор, - в царской свите. У него нет больших чинов, но он еще молод. Видишь, как высоко ценит Александр нашу семью.

- Значит, он знает нам цену, отец.

- Значит, хорошо, что он эту цену знает.

- А ты не заметил, - сказал Филота, оглянувшись, не слышит ли его кто-нибудь, - что я никогда не сижу с ним рядом на его пирах? Что я никогда не числюсь среди его ближайших друзей? Он меня не любит, отец.

- Ты не девушка, чтобы тебя любить.

- Да мне это и не нужно! - Филота поднял подбородок. - Его окружают пустые люди. Льстецы. Я их презираю.