Сын ведьмы

Он сжал ее лицо в ладонях, заставил на себя смотреть.

– Не выказывай перед духами страха, девочка. Слышишь меня? Ты ведь дочка волхва, неужто не говорил тебе отец, что лесные нелюди только тогда силу над человеком имеют, когда он им сам это позволяет? Ну же, Забава! Ты ведь храбрая девушка, опомнись да отгони их всех!

Куда там, она дрожала как осиновый лист. Прятала лицо на груди Добрыни и все просила увести ее от всего этого. К Неждану увести.

– Добро. Разыщем мы твоего милого. Но с условием, что ты всем этим нелюдям будешь улыбаться. Можешь и рожицы им корчить, можешь ругаться с ними, но страха не выказывай. Ох, небо, мне бы сейчас тот дурман-зелье раздобыть, каким волхвы нас для переправы сюда поили. Знали служители, что делали… С этим зельем ты бы сейчас снова как во сне была и не различала, где явь, а где навь.

Кажется, последнее слово Забаву заинтересовало.

– Навь? Ты сказал – навь, гусляр?

Она его еще и гусляром назвала! Они невесть где, они в мире нави69, где и жизни-то нормальной нет, а он все еще таится от нее.

Ах, были бы у Добрыни сейчас его гусли! Даже нелюди замирают, когда слышат мелодичные звуки, какие только смертные умеют выводить. Чтобы не так, как ветер шумел, не как волна повторялась, а чтобы музыка с переливами! Да где сейчас те гусельки?.. Волхвы не додумались уходящему к Ящеру чужаку гусли передать. Как и сняли с него все обереги. Как и острый стилет забрали… С оружием, кованным на огне, Добрыня себя тут куда спокойнее ощущал бы.

– Что ты сказала, девушка? – повернулся он к Забаве.

– Говорю, в мир нави смертному попасть нельзя. Мы что, уже умерли?

– Видела бы ты себя, когда так прытко носилась по зарослям этим, таких бы вопросов не задавала.

Он заметил у нее царапину на скуле, разорванный о сучья подол и указал девушке. Разве такое случается с умершими? И она должна знать, что они в этом лесу просто гости по воле ведьмы Малфриды, которая здесь обосновалась, и надо ее найти.

– Зачем? Она же нас Ящеру отдать собирается.

– Ну, это мы еще посмотрим.

Кажется, Забава понемногу приходила в себя. Или это с Добряном, спокойным и уверенным в себе, ей уже не так страшно было? Он сказал – не страшись духов, и она попробовала. Правда, руки своего спутника не отпускала. Смотрела, как он отмахнулся от прелестников полуголых, и тех как ветром сдуло, только сверкающие искры разлетелись, пока не стали мерцать спокойно на листьях, на цветах. Цветов тут было превеликое множество, они колыхались и блестели непривычно яркой росой, которая сама испускала легкое сияние. Между цветами сновали некие мелкие существа, попискивали негромко, хихикали. Ну, смеются вроде и не злобно, можно даже поглядеть на таких малышей без страха. Как боян приказал. Неприятнее сделалось, когда блазни полупрозрачные стали проплывать между деревьев; бледные, источающие блеклый свет, они поворачивали свои унылые лица к живым, но потом натыкались на дерево и обтекали его, словно вода, и так же беззвучно исчезали. А если не исчезали, то наблюдали за живыми откуда-то со стороны. Жутковато, но Забава постепенно начала привыкать.

– Не бойся, – говорил рядом Добрян, спокойно, уверенно.

Она старалась. Вот увидела, как под папоротниками пробежала лисица… вроде обычная, но нет, множество хвостов за ней вьется, полыхают пламенем, но от пламени этого ничего вокруг не возгорается. Еще какой-то огонь засиял где-то в чаще, как раз в том месте, куда они направлялись. Может, это лес чародейский горит? Но горит как-то странно: то в одном месте полыхнет, то в другом. Лишь когда засветился почти рядом, Добрян отпрянул в сторону, увлек девушку, и они смотрели, выглядывая из-за большого ствола с наростами.

Добрян даже засмеялся негромко:

– Экое чудо! Ты только посмотри, Забава!

Она и смотрела, пока глазам не стало больно. Потом закрыла их, а перед глазами поплыли огненные круги, оставшиеся после пролетавших и освещавших все жар-птиц. Сказочных птиц… Но вот же они. И Забава впервые улыбнулась за все время, что пробыла в этом непривычном для нее мире нави. Красивые какие! Эти разлетающиеся сполохами хвосты, эти увенчанные перьевыми хохолками головы на длинной сияющей шее.

Потом она уже спокойнее смотрела на окружающее, даже неуклюжего рогатого козлиглавца не испугалась. Идет себе, переваливается, утробно мычит. Песиглавцы, те куда страшнее были: и принюхивались жадно, и норовили со спины зайти. Добрыня их тоже опасался, велел девушке поближе к нему держаться. Сам же вдруг прикрикнул:

– А ну, прочь пошли! Или не чуете, чья кровь во мне?

Песиглавцы остановились, рычали глухо, скалили клыки, поводили носами. Потом вдруг заскулили и потрусили прочь на сильных задних лапах, прижав передние к животам. Добрыня подумал, что и впрямь учуяли в его запахе нечто схожее с ведьмой Малфридой. Все же сын ее… Хотя она и не догадывается, не узнала. Так что надо ей сообщить!