Сын тумана

Нэрриха – дети ветра, так их называют люди. Существа, которые приходят в мир уже во взрослом теле и живут очень долго по меркам людей, в среднем 5—7 веков. Все дети ветра знают свой родной ветер и по мере роста опыта все полнее с ним взаимодействуют. Их способности также нарастают с накоплением опыта, причем скачкообразно, в каждом круге опыта проявляются новые дары. Основой жизни нэрриха является «раха» – прядь ветра. Точного понимания сути раха у людей нет. Нэрриха имеют привычку брать прозвище, повзрослев. Так, Ноттэ, сын юго-западного ветра – «сын заката», Кортэ, сын северо-западного ветра – «сын тумана», Оллэ, сын западного ветра – «сын шторма».

Немного о географии.

Эндэра – страна на юго-западе известного мира, омываемая с запада океаном и с юга – проливом-морем, разделяющим её и берег эмирата на юге – Риаффы. С востока страна ограничена горной цепью, с севера тоже, по перевалам проходит граница с Туранией.

Тагеза – «близкородственный» сосед Эндэры, занимающий северо-западную часть того же полуострова. Располагает сильным флотом и плотно общается с островным Галатором.

Галатор – островное государство к северо-западу от Эндэры. Еще севернее – Уркеза и далее богатая и крупная Армара.

Вольмаро – небольшая горная долина у границ Эндэры на севере. Интересна как опорный пункт в горах у перевалов.

Алькем – последний на просторах полуострова, вмещающего Эндэру, Вольмаро и Тагезу эмират некогда великой страны последователей веры в пустынные маяки света. К югу от пролива располагается страна с единой для него верой – Риаффа.

Семь дочерей хозяина огня 1

Старшая дочь

Сын эмира загнал последнего из взятых в путь скакуна, третьего и любимого. Пена еще капала с губ, точеные ноги бессмысленно вздрагивали, конь хрипел на боку – пытался вынести своего седока из гибельных песков, оставаясь верным ему и по смерти… Мирза последний раз произнес вслух имя рыжего, вскрыл ножом вену на его шее и выхлебал остатки жизни, тепла и верности. Он знал: кони созданы для бега. Еще мирза знал, что только один из сыновей эмира сам однажды назовется новым эмиром.

Дальше мирза шел налегке. Сердце пустыни подобно совершенному алмазу, оно не содержит слабости и не приобретает царапин, соприкоснувшись с грубостью жизни и смерти.

– Я уважал одного мирзу, и ради него выслушаю тебя, пусть вы и не братья. Но память греет мою душу, – лениво сообщил повелитель огня, заметив мирзу на гребне бархана.

– Одолел я пустыню смертную во имя великой любви. Огнедержец, о светоч во мраке, дозволь мне, ничтожному, беречь сокровище души, ибо взлелеял я самовольно мечту, сжигающую меня с того дня, как узнал я имя несравненной, – прохрипел сын эмира.

– Ты перепутал сухость и жжение с живым огнем. Совсем пустая голова, – поморщился человек с волосами, более рыжими, чем грива погибшего коня.

– Мир снизойдет на степи и море, стоит солнцеподобной ступить в земли мои. Клянусь всеми…

– Ага, дерьмо высохнет, мухи передохнут… К тому же земли пока что принадлежат твоему папаше, – хмыкнул повелитель огня, ковыряя обломком ветки в зубах. – Оно того стоит?

Меднокожая дочь повелителя вышла из хижины, посмотрела на мирзу, поправила золотое облако волос, улыбнулась и кивнула.

***

Слабым мир крут, жадным мир пуст, трусливым мир темен, ищущим он – мал, стены его тесны. Край всюду найдется, когда рвешься вовне, исступленно ударяясь оземь и проверяя, что упрямее – камень или человек? Что сокровеннее и честнее – быль или сказка?

Невозможное от возможного отделяет наша привычка называть одно так, и другое – иначе. Вырви язык, чтобы унять его ложь, выколи глаза, их вина не меньше. Нет стен и нет тесноты, есть лишь край. Стену же мы строим сами, возводя из безмерных страхов.

Семь знаков оставлю у края миров, семь, как дней в неделимом, как нот в неразрывном… Я вырежу знаки сталью, отсыплю солью, окроплю водою, брошу семя травы таал и кровью вскормлю его. Слово изначальное прижму к зубам, прокачу по языку, приласкаю губами, – выпущу в полет.