Сын Солнца

Акхан через силу кивнул. Чего от него хотят? В сущности, он неплохо относился в Друзу: жить в доме Сенуи — наказание превыше всякой вины! Тем более для такого гордеца. Друз был родом с Ферры, купеческого острова в Эгидском море. Его право породниться с принцессой основывалось не на чистоте крови, а на несметных богатствах семьи. У самого Друза имелась эскадра кораблей, ежегодно совершавшая плавания в Пунт за миртовым деревом. Шутка ли, каждое лето огибать великий материк Та-Кем! Но Друз плавал и до Ле Му, привозил в Атлан шелк, специи и желтых рабов.

Широкоплечий, коренастый, намного ниже настоящих атлан и гораздо смуглее их, этот заносчивый парень с Ферры поначалу держался в доме Сенуи как царь царей. Видимо, ожидая неминуемых насмешек со стороны чистокровной атланской знати. Кажется, Принц Победитель был единственным, кто не оправдал его подозрений. Только невиданное богатство защищало тогда «их купеческое высочество» от оскорблений друзей Сенуи. Друз мог пригоршнями швырять золото на ковер лемурийским танцовщицам, чтобы они сутками не прекращали пляски.

Все кончилось в один день. Ферру сотрясло сильное землетрясение, обрушившее большую часть острова под воду. Сам кормщик уцелел только потому, что находился с двумя кораблями в море. Но теперь для него началась совсем другая жизнь. По закону, лишившись семьи, он должен был с оставшимся имуществом отойти к дому ближайших родственников. То есть Сенуи. Единственным, кто не изменил к нему доброжелательно-спокойного отношения, оказался опять же Акхан.

— Слушай, тебе это будет полезно, прежде чем ты начнешь крушить все вокруг себя, — торопливо заговорил феррец. — Они приходили ночью. Я своими глазами видел Мин-Эвру и твою мать. Сенуи сначала не соглашалась, плакала, говорила, что вы уже принесли своего первенца в жертву Атлат…

Принц болезненно сглотнул. Ему тяжело было вспоминать об этом. Друз замолк, но акалель сделал ему знак продолжать.

— Мин-Эвра, кажется, была удивлена таким поведением. Они что-то говорили о высокой чести… С Сенуи случилась истерика. Твоя мать брызгала ей в лицо водой, шептала на ухо. Все, что я смог разобрать, будто ты сам и все дети от твоего колена — чудовища, чем-то угрожающие Атлану. И все твои друзья казнены по той же причине. Больше я ничего не понял и не стал слушать, потому что пошел за близнецами. Они спали. Я взял их на руки, думал спрятать в хозяйственном дворе, где сарай с горшками для рассады… Но Цетис проснулась и заплакала. Прямо на лестнице уже стояла стража. Они весь дом оцепили. Прости.

Друз замолк, виновато глядя в бледное лицо принца.

— Ты ничего не мог сделать, — машинально отозвался тот, понимая, что собеседник ждет от него отпущения несуществующих грехов.

— Во время разговора Мин-Эвры и Тиа-мин, — продолжал феррец, — они были уверены, что ты из Ар Мор не вернешься. Сенуи спросила твою мать: «А как мы ему укажем? Как я буду смотреть ему в лицо?» Та ответила: «Не бойся, девочка. Разве ты не знаешь, что из страны мертвых обратной дороги нет?»

— Значит, они меня уже похоронили, — тяжело вздохнул Акхан. — Я не удивлен. Ну ладно. — Он вымученно улыбнулся Друзу. — Не надо, чтоб тебя со мной видели. А то и тебе достанется.

— Ты думаешь, мне не досталось за попытку спрятать детей? — Собеседник потеребил черный бараний завиток у виска. — Хорошего же ты мнения о братьях Сенуи. — Он замялся. — Я слышал, у тебя в эскадре недостает одного кормщика… Если сохранишь голову… И если снова куда-нибудь поплывешь…

— Я тебя понял. — Акхан кивнул. — Если…

4

Нубийцы с носилками уже обогнули площадь и продолжили путь по Дороге Процессий. Вскоре они остановились у дворца Тиа-мин. Как и дом Сенуи, он начинался со ступенчатого сада, где в небольших кадках цвели крокусы, принесенные со склонов священной горы. Между ними по камням прыгали обезьянки в золотых ошейниках. Все нарциссы, гиацинты и ирисы были с корнем вырваны и аккуратно сложены вдоль дорожек.

Принц до боли закусил нижнюю губу. Вкус крови вернул его к реальности. Всю дорогу он думал, что свернет Тиа-мин шею, если сейчас увидит ее с бритой головой и выщипанными в знак фальшивой скорби бровями. Акалелю даже скулы свело от напряжения, а правая рука сама собой сжалась в кулак.

Но Тиа-мин не сбривала волос. Ее великолепные, едва припорошенные сединой пряди были собраны в высокий конус. Акхан стремительно взбежал по лестнице, грохоча окованными медью сандалиями, и застыл на середине мегарона. Его мать стояла под квадратным окном в потолке и кормила сушеными кукурузными зернышками золотых рыбок в бассейне.

Медленнее, чем он ожидал, царственная Тиа-мин повернула свою тяжелую, как чашечка цветка, голову и остановила взгляд на сыне. Ее зрачки расширились, тонкие, подведенные краской брови дрогнули. И только.

— Что привело тебя ко мне в такой час и… в таком виде?

Низкий грудной голос Тиа-мин прозвучал презрительно.