Он опускал боевой топор на шлем и плечи врага с такой частотой, словно рубил дрова. Другой бы уже спекся, а этот щенок еще выплевывал ему в лицо ругательства и молотил мечом по бокам и коленям противника. Куски железа разлетались в разные стороны. Ненависть раскалила воздух докрасна. Казалось, еще минута — и враги вколотят друг друга в землю по уши.
Лошадь короля пала первой. Злодей-атлан ударил ее мечом в щель между металлическим намордником и кожаной пластиной, закрывавшей шею. Алдерик успел соскочить и со злобой рубанул коня акалеля по незащищенному колену. Принц прыгнул врагу на плечи прямо из седла. Им повезло: жеребец Акхана захромал прочь, а мог бы рухнуть на дерущихся.
Сцепившись, оба покатились по земле, хватая комья грязи и камни и ими молотя друг друга. Какой там благородный бой! Оба войска давно застыли и наблюдали за ними в полном безмолвии. Все понимали, что на их глазах происходит что-то необычное.
— Я все-таки убью тебя! — хрипел Алдерик. — Жаль, поздно!
— А ты предпочитаешь душить младенцев?! — отбрыкивался Акхан. — Не выйдет! Я вырос и сверну тебе шею!
В этот момент он получил сильный удар в солнечное сплетение и на секунду лишился способности двигаться. Подвели доспехи. Легкие, как у всех атлан, они не выдержали такого напора, и две пластины панциря на животе разошлись. Король буквально впечатал свой бронзовый кулак в тело врага, и Акхану показалось, что его прошибли до самого позвоночника. Кости жалобно заскрипели, нижние ребра были явно сломаны. Но, судя по отсутствию жара и влаги, враг не порвал акалелю ни кожи, ни кишок.
Акхан лежал на спине, глядя снизу вверх на возвышающуюся над ним гору железа. Алдерик торжествовал победу. Это было видно даже по его намеренно долгим, полным собственного достоинства движениям. Он отстегнул от пояса короткий кинжал и наклонился, чтоб ударить врага в шею.
Гиперборейцы никогда не мучили своих противников затянувшейся расправой. Зачем? Один взмах — и Небеса сами разберутся, что делать с душой погибшего. «Хорошая смерть, — успел подумать акалель, — быстрая».
В это время владыка Ареаса брезгливо дернул его шлем за нащечники, чтобы расчистить себе место для удара, и поднял было руку. Но так и не опустил.
Акхан видел только его глаза в узкую щель забрала. Они сначала округлились, потом налились кровью, точно готовились вот-вот лопнуть. А затем конунг захрипел так, точно меч всадили в него, и ослабил хватку.
В это время принцу бы ударить врага, сбросить с себя, овладеть положением. Но беда в том, что он не мог двинуть ни рукой, ни ногой, так отделал его Алдерик. Акалель во все глаза смотрел, что происходит с его противником. Может, ему плохо? Шутка ли таскать на себе такую тяжесть?
Королю действительно было худо. Хуже не бывает. Он с усилием потянул застежки шлема и стащил с головы железный колпак. Светлые, не тронутые сединой волосы стояли торчком, лицо было черным. Потным, пыльным и… совершенно жалким. Челюсть скособочилась на сторону и слабо подергивалась. Акхан не сразу понял, что с ним. А когда понял, разом потянулся обеими руками к своему лицу. Алдерик смотрел на него в крайнем ужасе.
Что касается акалеля, то он уже давно догадывался, но не хотел верить. Или, если говорить начистоту, чем больше уверялся, тем сильнее жаждал убить короля Ареаса. Отрубить вот эту самую голову и насадить на пику. А теперь почему-то раздумал.
— Разве вы не знали? — через силу выдавил принц.
Алдерик издал неопределенный хрип.
— А если б знали, стали бы со мной драться?
Король уже слез с него. Он стоял сгорбившись, опустив плечи и едва переводя дыхание.
— Все равно стали бы. — Акхан выплюнул на землю кровь. — Теперь вы еще больше хотите мне смерти. Ну же, я никуда не уползу! Вы сломали мне ногу.
Алдерик поморщился, тоже сплюнул кровь, швырнул акалелю шлем прямо в лицо и захромал прочь к воротам. Кажется, и у него была повреждена нога.
Акхан остался лежать, глядя в серое низкое небо, и пережевывать разбитыми губами свое поражение. Что теперь будет? Его отзовут? Заменят другим командующим? Или признают проигрыш целой армии? Не все ли равно?
К нему подбежали офицеры, четверо расстелили плащ и с величайшими предосторожностями переложили на него искалеченного принца.
— Вот это была битва! — почему-то с восхищением выдохнул суетившийся рядом Кавик. — Люди будут рассказывать о ней своим детям!
«Дурачок. Ты хоть понимаешь, что он меня пощадил?» Акалель свесил голову с плаща и с натужным кашлем начал выплевывать на землю свои легкие.
Ненавидел ли он сейчас Алдерика? Нет.
Желал ему смерти? Нет.
Пожалуй, смерти Акхан желал только себе. Эта развязка вдруг придвинулась необыкновенно близко. Стала потребностью, которую он впервые осознал так остро.