Сын сатрапа

После того, как мы закончили, он захотел показать плоды нашего совместного труда брату и невестке. Однако Анатолий колесил по провинции, пристраивая шампанское. Мы отыгрались на Лили. Это был как раз день ее еженедельного визита к родителям мужа на улице Спонтини. Она, должно быть, очень скучала с ними, так как, не раздумывая, приняла наше приглашение. Мы переписали начисто только семнадцать страниц нашего романа. Тем не менее решили, что этого было достаточно для того, чтобы она могла составить себе общее представление.

Лили пришла к нам в комнату, и Никита начал ей читать вслух. Слушая его, она улыбалась чему-то своему и ловко работала пилочкой для ногтей. Она явно была больше озабочена элегантным видом своих рук, нежели бедами сына сатрапа. Из чего я сделал вывод, что несмотря на «потрясающие случаи», которыми так дорожил Никита, наш роман наводил на нее смертельную скуку. Когда он замолчал, перевернув последнюю страницу, она лениво сказала:

– Неплохо…

Но тут же добавила:

– Для вашего возраста!

Что испортило все! Немного разочарованный этой уклончивой оценкой, Никита принялся рассказывать ей драматические перипетии, которыми мы собирались украсить продолжение. Она показала знаками, смеясь, что тонет в этом бурном потоке катастроф. У нее были сильно накрашенные губы. И, казалось мне, глаза тоже по сравнению с глазами мамы и Ольги.

– Не хватит ли вам всех этих ужасов? – сказала она, наклоняя голову, чтобы лучше следить за тщательной работой пилки и щеточки при полировке ногтей.

Вместо того, чтобы возразить со своей обычной уверенностью, Никита, как бы извиняясь, пробормотал:

– Да нет… Это как полировка ногтей… Можно занять время…

Она посмотрела на нас с большим вниманием, как будто бы видела в первый раз:

– Странно для мальчиков вашего возраста развлекаться сочинением книг! – заметила она.

– Но мама ведь тоже пишет! – возразил Никита.

– Да, только мама твоя много пожила…

– Она рассказывает не о том, что пережила, она выдумывает!

– Может быть. Однако у нее есть опыт, она знает то, о чем говорит… Это чувствуется даже тогда, когда она придумывает необычные истории… В то время, как у вас…

Она не закончила фразы.

– Что у нас? – спросил Никита неожиданно агрессивно.

– Да у вас все, все… все – пустое… неизвестно что… В жизни есть и другие интересные вещи, кроме сочинения книг…

– Что же, например? – спросил Никита.

– Не знаю… Спорт, кино, девочки…

Никита пожал плечами:

– Одно не мешает другому.

– Может быть, и так! – сказала она, погрозив нам пальцем. – Спорю, что ты даже не умеешь танцевать, Никита!

– Кажется, немного могу, – сказал с раздражением он. – Ты ведь мне уже показывала.

– Этого недостаточно! А вы, Люлик!

– Нет, – признался я. – Я не умею.

И, бог знает почему, посчитал необходимым уточнить:

– Моя сестра – танцовщица…

Лили, казалось, была тронута этими откровениями больше, чем всеми откровениями «Сына сатрапа».

– Она старше вас, я догадываюсь?

– У нас девять лет разницы.

– И какими танцами она занимается?

– Классическими… Балетом… Она входит в состав труппы… Ее можно увидеть на сцене в «Атена Палас». Ее номер идет в антрактах…

– Вы видели этот спектакль?

– Раз или два.

– Вам понравилось?

Мне хотелось быть искренним.

– Вы говорите то же, что и я, по поводу вашего «Сына сатрапа», – заметила она иронично, не отводя от меня глаз. – Нужно уметь танцевать уже в молодости. Иначе заржавеешь, пройдешь в стороне от лучшего в жизни. Если хотите, я вас научу… Не классическим танцам, конечно, современным… Тем, что танцуют сегодня, и даже будут танцевать в будущем!

Она все больше оживлялась, разговаривая. Мне показалось, что с ней одной – такой живой, такой уверенной – в комнате Никиты появилось десять бойких, озорных женщин. Мы не успели и возразить, как она увлекла нас в пустующую гостиную, повернула ручку фонографа, поставила на диск пластинку и объявила:

– Это мой любимый фокстрот! Давай, Никита!

И властно увлекла его в быстрые, ритмичные движения. В то время, как он неловко двигал рядом с невесткой ногами, она короткими кивками головы отмечала такт. Ее бедра, ее живот сладострастно вторили изменению музыкальных интонаций. Лили казалась мне вызывающей, Никита – смешным. Они щеголяли так передо мной до конца мелодии. Потом Лили вновь завела фонограф, поменяла пластинку, и, повернувшись ко мне, приказала:

– А теперь вы, Люлик!