— Что-то с ним не так, дорогой, — ответила моя жена. — У него какой-то надлом в душе.
Я вопросительно посмотрел на Нэн, которая тут же сказала извиняющимся тоном:
— Я согласна с мамочкой. И меня раздражают все эти его китайские церемонии. Всякие там расшаркивания и целование ручек.
— Это потому, что он чувствует себя не в своей тарелке. Бедняге дали пинка под зад, он плюхнулся лицом в самую грязь и чувствует себя так, будто его выкинули на обочину жизни. И, кроме того, я не могу забыть нашей детской дружбы. Я хочу помочь ему встать на ноги. И надеюсь, у меня получится.
— Дорогой, какой ты у меня хороший! — заметила жена.
— Чепуха! А теперь иди полежи часок, а потом съездим навестить мальчиков в Эйлсфорде, всего на пять минут.
— Это было бы прекрасно, — ответила жена.
Мы с Нэн поднялись ко мне в кабинет, маленькую комнату окнами в сад. Выглянув во двор, я заметил Дугала, который самозабвенно занимался клумбой с желтофиолью. Все нужные бумаги уже были разложены на письменном столе. Я быстро их просмотрел и подписал, где нужно.
— Интересно, зачем итальянцам четыре экземпляра каждого договора? Насколько я понимаю, несколько из них — всего лишь договоры о намерениях.
— Хозяин, плохо, что вы опять уезжаете. Мамочке это не нравится. Нам здесь так одиноко, когда вас нет.
— Обещаю, что уже через две недели вернусь. А может, и раньше, если мне удастся продать права на экранизацию романа. И тогда тебе, бедняжке, придется терпеть меня ближайшие сто лет. Мы с мамочкой едем в Эйлсфорд. Так, туда и обратно. Хочешь прокатиться с нами?
В половине третьего мы всей компанией отправились в Эйлсфорд, который находился всего в шести милях от нашего дома. Десмонд только-только успел вернуться, выглядел он немного посвежевшим, но утомленным. Он сел возле меня спереди, а мамочка с Нэн устроились на заднем сиденье. Мы и оглянуться не успели, как оказались в переделанном под школу большом загородном доме, с просторными игровыми площадками и даже бассейном. Наши сорванцы были на поле для игры в крикет. Заметив нас, они тотчас же бросились к нам со всех ног.
— Ну что, были удачные иннинги? — поинтересовался я.
— Да нет. Не особо, — отозвался Роберт.
— Другими словами, — резюмировал Джеймс, — он был выведен из игры. — А у меня двадцать семь пробежек.
— Просто мяч соскользнул с кончика биты. Я два раза пропустил, стоя в защите.
— А у меня мяч три раза вылетел за пределы поля, и мы получили шесть очков.
— Мальчики, мы ненадолго. Но мне хотелось с вами увидеться, а заодно предупредить, что если вы, паче чаяния, приедете домой до моего возвращения, то очень-очень вас прошу пощадить клумбу с желтофиолью. Если дадите мне такое обещание, то Нэн угостит вас чем-нибудь вкусненьким.
— Обещаем, папочка, — в один голос ответили мальчики.
— А теперь скорее бегите, поцелуйте мамочку и скажите, что вы ее любите. А потом поздоровайтесь с мистером Фицджеральдом, который увозит меня с собой в Голливуд.
Когда все мои указания были выполнены, Нэн, тоже получившая свою порцию поцелуев, протянула им пакет с крыжовником.
— Вот здорово, Нэн! Джеймс, послушай, а я-то думал, что мы дочиста обобрали все кусты!
— За это время новые успели созреть, дурак!
— Мальчики, в машине не есть! Мне очень жаль, но нам уже пора ехать. Усаживайтесь под деревом и ешьте, сколько душе угодно.
И вот в мгновение ока мы снова оказались в Меллингтоне.
Поставив машину в гараж, я первым делом пошел к Дугалу и радостно сообщил ему, что специально ездил в школу, чтобы приструнить мальчишек.
— О-хо-хо, не стоило этого делать, сэр, — сказал Дугал и, улыбнувшись, добавил: — Можете на меня положиться. Уж я присмотрю за вашим садом, покуда вас нет.
Теперь пора было подумать об отъезде, если мы хотели, чтобы Нэн вернулась до темноты. Припарковав у входных дверей «моррис-оксфорд», я отправился на поиски жены, которую обнаружил на диване в ее комнате.
— Прости, что так рано уезжаю, дорогая. Я вернусь буквально через три недели, и тогда мы сможем побыть вдвоем. Вид у тебя уже гораздо лучше. Ты должна больше о себе заботиться.
— Обо мне заботится Нэн. Она просто прелесть.
— Ты у меня тоже. И я очень тебя люблю.
Я ласково поцеловал ее; губы у нее были мягкие и нежные, как у ребенка. Не успел я выйти из комнаты, как она уже заснула.
Через пять минут мы тронулись в путь. Десмонд раскинулся на заднем сиденье, я сел за руль, Нэн устроилась рядом со мной. Ехал я быстро, очень быстро, правда, особо не рискуя, но, где можно, срезая путь. Я знал эту дорогу как свои пять пальцев, к тому же днем она была практически пустой. Ехали мы в полном молчании, за все время никто не проронил ни слова. Ровно в четыре часа мы подкатили к крыльцу моего дома в Кенсингтоне.
— Надеюсь, я не слишком тебя напугал? — спросил я Десмонда, когда мы, потягиваясь, вышли из машины.
— Алек, меня теперь невозможно напугать, — ответил он все с той же грустью в голосе. — Так или иначе, ты классный водитель. За что бы ты ни брался, ты все делаешь хорошо.
— Ладно, пошли, пошли. Это никуда не годится, ты срочно должен выпить чая.