Сын менестреля. Грейси Линдсей

К последнему году обучения в школе уже заранее было понятно, что Десмонд станет обладателем всех языковых призов, тогда как я, приложив максимум усилий, смогу преуспеть в математике, естественных науках и, если повезет, в английском. Уже было решено, что Десмонд продолжит обучение в семинарии в Торрихосе в Испании, а я попытаю счастья получить стипендию Маршалла, которая с учетом моих финансовых обстоятельств является единственно возможным для меня пропуском в Уинтонский университет и медицинский мир.

Мои шансы на получение стипендии, как ни странно, уменьшались в связи с тем обстоятельством, что наша школа одержала череду беспрецедентных побед в чемпионате за Щит шотландских школ. Сей заветный приз еще ни разу не доставался школе Святого Игнатия, и когда мы прошли отборочные матчи четверти финала, оставив за спиной поверженных противников из других школ, отец Йегер, который год назад сделал меня капитаном команды, стал сам не свой от волнения и желания победить.

Чуть ли не через день мы отправлялись в спортзал на продолжительные тренировки, а перед каждой игрой я проходил короткий инструктаж в кабинете отца Йегера.

«Алек, думаю, мы вполне способны это сделать, – возбужденно говорил мне отец Йегер, который, будучи не в силах усидеть на месте, мерил шагами крошечный кабинет. – Мы, конечно, команда молодая, очень молодая, но многообещающая, да, весьма многообещающая. И у нас есть ты, Алек, который, как никто другой, умеет вести мяч вперед, к воротам противника. А теперь запомни…»

Десмонд ходил со мной на все матчи, а потом с видом триумфатора возвращался в Овертон-Кресчент на наши традиционные субботние ланчи, во время которых несказанно радовал мою маму рассказами о моих подвигах, явно преувеличивая мои заслуги.

Теперь, когда его переход в семинарию был делом решенным, он развлекал себя и всю школу на свой особый лад. Для начала он узнал дату рождения отца Бошана, заглянув в справочник «Кто есть кто», и специально к этому памятному дню сочинил, а потом напечатал на машинке великолепное письмо от лица матери настоятельницы соседней монастырской школы, почтенной немолодой дамы, редко появляющейся на людях.

Письмо было следующего содержания:

Мой дорогой, дорогой отец Бошан!

Если бы мне достало смелости, то я назвала бы Вас по имени, произнесла бы Ваше чудесное имя Харольд, поскольку теперь хочу признаться, что уже очень давно питаю к Вам глубокое, трепетное и страстное благоговение. Да, я часто наблюдаю из окна, как Вы стремительной походкой идете по нашей мощеной дорожке, любуюсь Вашей благородной, величественной и дородной фигурой и с замиранием сердца вспоминаю дни нашей юности, так как знаю Вас со времен своей молодости. Когда Вы, увенчанный научными наградами, покидали Итон, я была простой девушкой, учащейся расположенного неподалеку исправительного заведения Борсталь. Какие совместные радости сулило нам будущее. Увы, Господь распорядился иначе. И вот сейчас, приняв постриг, я могу невинно и безгрешно поведать Вам о своей тайной страсти. И в ознаменование дня Вашего чудесного рождения я набралась смелости послать Вам праздничный торт. Интуиция, а может быть, и слухи подсказывают мне, что, несмотря на строжайшие ограничения в еде, предписываемые Вашим орденом, Вы не отказываете себе в удовольствии полакомиться сладеньким.

Благослови Вас Господь, мой ненаглядный!

Я всегда буду воссылать за Вас молитвы – как утешение моей любви.

Обожающая Вас

Кларибел.

Этот шедевр, передаваемый из рук в руки среди учеников школы и каждый раз встречаемый взрывами хохота, был наконец приложен к перевязанной ленточками коробке с огромным шоколадным тортом.

Затем коробку передали веселой маленькой толстушке из школы при монастыре, которую Десмонд привлек к осуществления своего замысла. Именно она раздобыла для него листок фирменной монастырской бумаги, на котором и было напечатано письмо, и именно она в назначенный день позвонила в дверь школы Святого Игнатия и лично вручила подарок отцу Бошану. Коробка была передана на глазах у всей школы, и вся школа затаила дыхание в предвкушении развязки.

Целый день все шло как всегда, то есть никакой реакции не последовало, но в пять часов, когда ученики собрались на вечернюю молитву, появился отец Бошан, который должен был вести службу. Но прежде чем начать, он почти рассеянно произнес:

– Фицджеральд, окажи мне любезность, встань, пожалуйста. – (Десмонд смиренно повиновался.) – Ты Десмонд Фицджеральд?

– Я всегда полагал, что так, сэр. Если я заблуждаюсь, можете меня поправить.

– Довольно! Фицджеральд, ты действительно считаешь меня дородным?

– Дородным, сэр? Это понятие включает множество значений – от избыточного веса до легкой благородной полноты, которая вполне пристала достойному прелату вашего ранга.

– Ах! Полагаю, ты знаешь или, по крайней мере, слышал о достопочтенной матери настоятельнице соседней монастырской школы?

– Кто о ней не слышал, сэр?

– Ты можешь хотя бы на секунду поверить, что юные годы она провела в исправительном заведении Борсталь?