Сын ярла

— Как не быть! Двенадцать человек, как обычай велит. Хотите, послушаем еще кого, хоть вот Хрольва. Иди сюда, Хрольв, не стесняйся! — Скьольд Альвсен поманил пальцем несколько обалдевшего от такого внимания Приблуду. Тот вышел — тише воды, ниже травы, куда только всегдашняя наглость делась?

— Ну и рожа! — прокомментировали в толпе. — Такой и сам что хочешь слямзит.

Скьольд строго посмотрел на Приблуду и велел рассказывать, как было дело.

— Так это… он… это… все уже… рассказал… это… — очумело вертя глазами, пробормотал Хрольв. Вид у него был такой, словно он ждал, что его с минуты на минуту начнут бить. Видно, с раннего детства не выносил Приблуда подобного многолюдства. Да ладно бы — в толпе стоять, так ведь нет — посередине поляны, как петух на насесте.

— Сначала говорить научись, паря! — выкрикнули из толпы. Кто-то свистнул.

Видя, что от подобного свидетеля никакого толку все равно не добиться, Скьольд жестом отпустил бедолагу Хрольва на место и вызвал других, слово в слово повторивших то, что незадолго до них произнес Дирмунд Заика. Удовлетворенно кивнув, судья наконец обратился к ответчику, язвительно поинтересовавшись, что тот может сказать в свое оправдание.

— Я не брал ожерелье, — упрямо мотнул головой Хельги, и все снова притихли, ожидая дальнейшей развязки событий. Скьольд Альвсен, обернувшись, незаметно подмигнул брату — этот дурачок Хельги выбрал совсем никудышную тактику защиты. Вместо того чтобы что-то говорить — упрямо все отрицать, даже самые очевидные вещи. Да-а, мнение тинга явно будет не в его пользу. Да и двенадцати свидетелей с его стороны что-то не видно. Впрочем…

— Свободнорожденный Хельги, сын Сигурда, имеются ли у тебя послухи, числом не менее двенадцати, согласные под присягой подтвердить твою невиновность?

Хельги снова мотнул головой, хотя видел, как выбежали из толпы Харальд, Ингви и Снорри, да еще к ним присоединилось несколько парней с хуторов.

— Не надо подтверждать то, чего не знаете, — гордо произнес сын ярла. — Ваша честь значит для меня гораздо больше, чем собственное доброе имя.

— Хорошо сказал! — пролетело в толпе. Правда, послышалось и другое: — Ну и дурачина! Теперь-то уж точно подвергнут его испытаниям.

— Тихо, тихо, уважаемые! — утихомиривал толпу Скьольд. Обернувшись к брату, тихо приказал: — Разводите костер.

Бьярни кивнул, тряхнув буйной рыжей бородищей, и, радостно ощерясь, принялся подгонять младших родичей. Те быстро притащили хворост, расщепили сушину — миг, и запылало на старом кострище высокое злое пламя.

— Котелок, — прошептали в толпе. Это было известное испытание — из кипящей воды нужно было достать кольцо. Руку перевязывали, а через некоторое время смотрели — если не было волдырей, значит, обвиняемый невиновен. Ну, а если ж были… ясно.

— Ну нет, сосед. Котелок — это женское испытание. Наверняка заставят парня таскать в руках угли.

— Да, пожалуй. Ух, и не сладко ж ему придется.

— Что ж, поделом. Не надо было воровать ожерелья!

— Не надо было молчать, как пень! Выкрутился бы, как угорь из сетки.

— Ну, этого ему гордость не позволяет, он же сын ярла.

— А тогда пусть терпит! Знавал я случай, когда от угольков в ладонях сходили с ума.

— Да, так часто бывает.

— Да неужели?! Слышь, Горм, а, похоже, не напрасно мы сюда пришли. Вот уж развлеченье-то, зря Хререкр с Грендлем остались на хуторе.

— Ну, кому-то ж надо пасти свиней.

— Уважаемые свободнорожденные! — повысив голос, обратился к собравшимся Скьольд. — Все вы видите, что обе стороны поставлены в равные условия, однако Хельги, сын Сигурда, не предоставил двенадцати послухов и отказался отвечать на вопросы тинга прямо и правдиво. Так?

— Так! — хором выкрикнули в толпе.

— Однако мы все видим, что прямая вина Хельги, сына Сигурда, точно не доказана. Да, ожерелье нашли в его суме, но никто не видел, как и когда он его туда положил. Так?

— Так!

— А раз так, то пусть дальше рассудят боги!

Скьольд Альвсен кивнул на пылавший костер, поинтересовавшись, знакома ли Хельги суть испытания. Тот кивнул и медленно пошел к костру. Сын ярла был уверен в себе — он не смалодушничает, закричав от боли, стойко вынесет все… Но вот потом — останутся ли на ладонях волдыри? — этого он не знал. А вдруг останутся? Рядом с ним, чуть поотстав, шли друзья, готовые подбодрить, — Снорри, Ингви, Харальд, — Хельги не видел их, он шел к пылающим углям. Гордо, непоколебимо, уверенно… В голове его били барабаны. Ритмично, яростно, громко!

Подойдя ближе, сын ярла остановился, побледнев, зажал уши руками… И тут же обернулся к собравшимся.

— Дозволено ли мне будет задать несколько вопросов уважаемым судьям? — улыбаясь, громко спросил он.

— Задавай! — закричали в толпе, кто-то снова засвистел, заулюлюкал.

— Благодарю, — изящно поклонился Хельги и, поправив алый плащ, застегнутый на левом плече, направился к Скьольду Альвсену и другим избранным тингом судьям.

— Во-первых, я хочу спросить вас, уважаемые, кем именно ожерелье было оценено в тридцать дойных коров?

— Э… — несколько замялся Скьольд. — Ожерелье было оценено самой хозяйкой Гудрун.