Сын епископа

Дугал вновь попытался бороться, несмотря на боль, которой это стоило. Он не в состоянии был ясно мыслить, но чувствовал, что любой ценой нужно помешать этим людям бежать, даже ценой его жизни.

— Нет, — удалось ему выкрикнуть, — не позволяйте…

Но рукоять меча вновь стукнула его по голове, прежде чем он договорил, мир вокруг стал уплывать во тьму, тело полностью отказалось ему повиноваться. Стало еще больнее, когда барон поднял его выше, просунув руку в перчатке ему за пояс за спиной — и он услыхал боевой клич клана Мак-Ардри: они отвечали на его призыв. Но сознание покидало его, в то время как барон опять устремился в атаку, и больше он ничего не помнил.

* * *.

Кэболл Мак-Ардри и то, что осталось от их отряда, доплелись к сумеркам до замковых ворот. Они привезли с собой двух убитых, и ни один из живых не остался невредимым. Им удалось захватить одного пленного, которого привязали к седлу негодующего пони Дугала — но лишь потому, что человек этот из-за ранений не смог ускакать со своими. И если бы не надежда его допросить, Кэболл с радостью перерезал бы ему горло без церемоний.

В течение всей этой медленной и мучительной поездки обратно от Каркашейла сокрушенный Кэболл прикидывал, как надлежит сообщить старому Каулаю, что его сын в плену. Наконец, он решил, что отсутствие Дугала само об этом скажет. Он старался не встречаться взглядом со стариком, когда вместе с пятью другими, еще способными передвигаться, преклонил колени перед креслом вождя в большом зале. Каулай оцепенел, когда его воспаленные глаза осмотрели все шесть лиц и не нашли Дугала.

— Мы встретились с ними у Каркашейла, вождь, — глухо сказал Кэболл, и кровь выступила между его пальцами, стискивавшими рану у правого плеча. — Их вел Брайс Труриллский. Он изменник.

— А мой сын? — проскрежетал старик.

— Захвачен, — и это все, что смог прошептать Кэболл.

Он пытался сказать Каулаю, что они уверены: Дугал жив, хотя и ранен, и что он, Кэболл, пошлет огненный крест, сзывая весь клан, дабы выслать погоню… Но дурная весть нанесла решающий удар по слабому здоровью Каулая. Не издав ни звука, старик схватился за грудь и тут же обмяк в кресле, глаза его закатились и замерли. Он умер в течение нескольких секунд в объятиях барда Кинкеллиана, и родные ничем не смогли ему помочь.

Ослабевший от ран и почти онемевший от горя, Кэболл все же объявил тревогу и призвал оставшихся в замке родичей в большой зал: большей частью, мальчишек и стариков, впрочем, пришел и кое-кто из женщин, чтобы позаботиться о раненых. Раздетый до пояса, ибо он тоже нуждался в помощи, Кэболл сидел на табурете рядом с распростертым телом покойного вождя, крепко схватившись одной рукой за край стола, дабы справиться с болью, в то время как другие собрались перед ними. Как управляющий замком и следующий наследник после Дугала, он обязан был принять на себя предводительство кланом, пока не выясниться, что с Дугалом.

Он передернулся, когда его жена и Кинкеллиан начали промывать его рану, и попытался не слушать тревожного бормотания старого барда.

— Теперь наш вождь — юный Дугал, — сказал он собравшимся, — если он жив. Не знаю, что с ним сделают те, кто его захватили, но поскольку они не убили его после первой угрозы, мы должны надеяться, что он еще жив.

— Нам нужно поехать следом, — прогремел один из мужчин.

— Если юный Дугал еще жив, его надо вызволить… а если мертв — отомстить за него.

— А где наш пленник? — спросил другой. — Прежде чем мы поскачем за этими мятежными рыцарями, нам нужно сперва разузнать, с кем мы имеем дело.

— Кьярд, приведи его, — распорядился Кэболл, взмахом руки велев отойти тем, кто возился с его раной, как только Кьярд и еще один из клана отправились выполнять его приказ.

Лицо пленного было белым, как сыворотка, правая рука — в лубках и подвязана к груди, но он удерживался на ногах, пока его вели к помосту.

Хотя ему оставили только шерстяную куртку, сапоги и штаны под черным плащом, он все еще был в своем побитом ржавчиной шлеме. Он прикусил губу, чтобы не застонать, когда его толкнули на колени перед Кэболлом, и оперся для поддержки здоровой рукой.

— На колени, и шлем долой! — рявкнул Кьярд, сбивая с того головной убор и пригибая его голову к полу.

Прямые волосы пленника были подстрижены в кружок, как обычно предпочитают воины, но на макушке блестела тонзура. Едва заметив это, Кэболл ухватил прядь волос и дернул голову чужака вверх, чтобы поглядеть ему в лицо, не обращая внимания на кровь, бегущую из раненой руки.

— Ей-Богу, он — из духовных, а сюда явился с оружием! — поразился Кэболл. — Взгляните-ка на его башку! Как тебя звать, монах? Кому ты служишь? Кто это посылает монахов вооруженными во владения короля?

Тот лишь скривил лицо и закрыл глаза, когда Кэболл чуть сильнее потянул его за волосы.

— Говори, монах! Я сегодня не больно-то терпелив.

— Мне нечего сказать, — прошептал тот.

— Не трать время на этого слизняка, — прорычал один из родичей. — Он изменник. Пусть получит, что ему причитается!

— Ага, повесим его, Кэболл!