Сын епископа

— Этот мальчишка хорошо научился угрожать, хотя у него еще молоко на губах не обсохло, — глухо ответила Кэйтрин, подняв в руке другое письмо, приложенное к указу об отлучении: ответ Келсона на ее последний вызов ему. — Он повторяет требования о сдаче, архиепископ. И мои Сидана с Ллюэлом — все еще его заложники.

— Вы сами заметили менее чем две недели назад, ваше величество, что они взрослые. И понимают, в какой оба опасности.

— Но они мои дети, — не уступала Кэйтрин. — Неужели я предоставлю их такой участи? Допущу, чтобы они пострадали от гнева узурпаторов-Халдейнов и погибли за то, чтобы я носила корону?

Хмурый и решительный, Лорис пал перед ней на колени, воздев руки в мольбе.

— Разве вы не знаете, что они охотно расстанутся с жизнью, чтобы трон Меары достался ее законной королеве? — возразил он. — Эта страна уже достаточно долго страждет под ярмом чужеземных властителей, благородная госпожа. Малкольм Халдейн отнял ее у законной наследницы сто лет назад, и с тех пор он и его последыши тяжко угнетают ваш народ, не слушая его стонов. Вы располагаете средствами положить конец тирании Халдейнов. И не вправе, во имя вашего народа, пренебрегать своим святым долгом.

Кэйтрин выслушала его слова с белым лицом, переплетя пальцы с пальцами мужа, а единственный оставшийся при них сын сидел рядом на корточках с опаленным свитком указа об отлучении в руках. Ее племянник стоял позади них, безмолвный и потрясенный в своем епископском пурпуре. Когда Лорис умолк, Кэйтрин наклонила голову. Миг спустя слезы брызнули на соединенные руки Кэйтрин и Сикарда.

— Это равносильно тому, чтобы возложить моих детей, как жертвы, на алтарь моих устремлений, — сказала она наконец, горестно качая головой. — Но вы правы. Долг — прежде всего.

Она потянулась рукой к руке Итела и, взяв ее, поднесла к своим губам, затем приложила к своей груди и задержала, и только тогда подняла глаза.

— Отлично. Эту писульку надлежит отменить, и вы предадите анафеме двор Халдейна и его епископов. Что еще?

Лорис наклонил голову в знак повиновения и сложил руки на груди.

— Вы должны дать Халдейну ответ в выражениях, которые не оставят сомнений в вашей решимости, повелительница, — сказал он. — И вам самой следует выполнить угрозы, которые от вас уже исходили.

— Какие угрозы? — выдохнула Кэйтрин.

Сдерживая торжествующую улыбку, Лорис поднялся и вернулся к своему креслу, расположившись в нем поуютней, с руками на подлокотниках.

— Я об Истелине, моя госпожа. Он должен быть казнен. Вы сказали, что не остановитесь перед этим. Так будьте последовательны. Истелин изменник.

Кэйтрин побледнела. Ител ахнул. Сикард явно был не в себе.

— Но он духовное лицо, епископ! — с не меньшим ужасом прошептал Джедаил.

— Он преступил обеты, и его отныне надлежит рассматривать как изменника, — отчеканил Лорис. — Если вы не против, я перед этим лишу его священства и отлучу от церкви.

— А с епископом так можно поступать? — усомнилась Кэйтрин.

— Я апостольский преемник Святого Петра, мне дано развязывать и связывать, — надменно изрек Лорис. — Я сделал Истелина епископом. А то, что я сотворил, я могу и уничтожить.

— Тогда он будет казнен как мирянин, — сказал Сикард.

— Как мирянин, к тому же отлученный, — Лорис выжидающе перевел взгляд на Кэйтрин. — Вам известно, чем карается измена, государыня?

Кэйтрин встала, полуотвернувшись, и заломила руки.

— Да мыслимое ли дело? — прошептала она.

— Он изменник, — повторил Лорис. — А кара за измену…

— Я знаю, чем карается измена, архиепископ, — твердо сказала она. — Его должно повесить, утопить и четвертовать… Знаю.

— И с ним так поступят?

Поникнув плечами, Кэйтрин Меарская нехотя наклонила голову в знак согласия.

— Да будет так, — тихо и грозно произнесла она. — И пусть Господь смилуется над его душой.

* * *

Приговор был приведен в исполнение на следующее утро, как только взошло солнце. Все Меарская королевская семья, которую Лорис убедил, насколько важно присутствовать на казни, дабы напомнить будущим изменникам, что их ждет, расположилась перед открытыми воротами, выходившими на заснеженный двор замка. Лорис и его епископы нетерпеливо ждали у подножия крыльца. Снаружи в неясном свете выстроились по обе стороны от места казни ряды воинов Кулди, Ратаркина и Лааса. Четыре конных упряжки с беспокойными сдерживаемыми лошадьми стояли наготове за оцеплением близ конюшни. Лошади трясли головами, топтались и фыркали в морозном утреннем воздухе, побрякивая сбруей. Посреди двора, где лежал густой снег, ждали у наскоро сколоченного эшафота одетые в черное палачи, неузнаваемые в плотных масках.

По двору прокатилась приглушенная барабанная дробь: осужденный вышел из дальних ворот, окруженный стражей, щурясь от солнца и ступая по снегу босыми ногами. Холодный декабрьский ветер вздыбил ему волосы и прилепил к телу жалкое рубище. Его руки были связаны за спиной. Он спотыкался, пока его вели к эшафоту.