Сын башмачника. Андерсен

   — Дай мне полглоточка, — выговаривала хромая Марен с локоном.

Она отпила сладкий для неё глоток, и в глазах появились клочки радости, разогнанные нищей жизнью. Андерсен улыбнулся перемене в ней. Мать стала рассказывать о своём детстве, и выходило, что она была счастливой...

К вечеру она так простудилась, что пришлось занимать деньги, и купец подал кусок ветчины, который отдала она своему мальчику...

Она спала плохо, просыпалась, смеялась во сне, и Андерсен молился Богу, чтобы она не сошла с ума, как дедушка...

Всё вставало перед глазами Оденсе: ведь он не только впивал счастье: он уже чувствовал могучую силу унижающих мелочей. Ведь его мать — пила, он видел это, слышал от соседок об этой приятной для них новости, она — голодала. И он не мог накормить её. Это мучительное чувство будило его в ночи Слагельсе. Выдавливало из радости, растворяло его в себе.

   — Я пойду к купцу и расскажу ему о тебе.

   — Зачем?

   — Там меня бесплатно накормят и поднесут стаканчик.

   — Не нужно.

   — Ты дашь мне денег на хорошую еду? Ты дашь мне денег на еду? На новое платье?

   — Ты ведь знаешь, у меня нет денег.

   — Да, я знаю, поэтому я ухожу. Ты многим похож на отца. Ты помнишь, как умер твой отец.

   — Да, помню. Розовый куст на его могиле исчез.

   — Он умер. Он просто умер.

   — Мы все мертвы, если не можем накормить своих родителей. Если не можем купить им одежду.

   — Ты устала.

   — Да, я устала. Поэтому хочу наесться досыта и выпить. Ведь у меня радость, приехал мой сын.

И Андерсен, которому негде было спать в родном доме и который спал у добрых людей, вдруг понял её. Но он понял её светло. Он вдруг осознал, что пока он учился, мать стала другой. Он любил её, но она стала другой. А отца больше не было. И лес стал совсем другим. И ему неинтересны были улочки родного города. Они давили воспоминаниями. Он не мог избавиться от мысли, что нищета детства, сумасшедший дедушка, издевательства мальчишек могут повториться в любую минуту. С кем он мог поделиться этим страшком, в сердце Андерсена превращающемся в страх. Да — он боялся уже своего городка, и как бы не были ему радостны восторженные взгляды тех, кого знал с детства, он уже мог понять, что их восторженность быстро перерастает в зависть: почему сын выпивающей Марии — прачки получил королевскую стипендию, а не их дети! Ну, в самом деле, почему? Ему казалось, что все вокруг знали: его мать пользуется малейшим поводом, чтобы показывать его письма, потому что при этом её могут бесплатно покормить, относиться к ней, как к равной, когда она говорит о сыне, которому дал стипендию сам король. И тут же это чувство сменялось радостью и уверенностью, что он нужен в своём Оденсе всем и всегда, и город гордится его успехами. Тут он действительно понял, какая огромная разница между тем, каким был в этом городке, и тем, каким мог бы стать... Только кончить гимназию, кончить гимназию, — шумело у него в ушах.

Родные деревья, дома, высота церкви Святого Кнуда.

   — Ганс! — Мать бросилась в его объятия. Какая маленькая комната! Как давно он был здесь!

   — Мама, не плачь, не плачь.

   — Бабушка не дождалась. — Она оглядывала сына. — Не дождалась!

   — Да...

   — Сходи к ней на могилку. И дедушку так жалко, так жалко, так жалко...

   — Обязательно схожу.

Они пошли вместе на родные могилки, поплакали, и Андерсен всё не мог понять, как это так быстро прошло всё — детство, школа, отец...

На могиле отца исчез куст роз, да и сама она равнодушно затерялась среди других могил. Могилы напоминали складки на одеяле. А потом земля выравнивалась, как одеяло, принимая привычное положение. Кресты — письма прошлого. Вдруг Андерсен со страхом подумал, что и он со временем ляжет в эту землю. Но так сильно было в нём образное мышление, что он воспринимал всю свою жизнь, будто всё вокруг происходит не с ним, совсем не с ним. И он как бы видел себя со стороны.

   — Нам пора, — сказала мать. Она не то чтобы забыла отца, ей просто было некогда о нём думать.

И гимназист Андерсен покинул место памяти, одновременно являющееся местом поклонения смерти.

Между небом и землёй стояла церковь Святого Кнуда, как бы сшивая их, примиряя. Приют божественных истин, здесь совершилась его конфирмация, быть может, самое замечательное событие жизни после появления на свет.

Как радовалась мать его приезду. Наверное, это были самые счастливые дни в её жизни. Ещё письмом из гимназии он попросил издателя Иверсена разрешения пожить у него несколько дней. У матери в жилище не на чем было спать — так бедно жила она... Но как хлопотала она вокруг сына — словно владелица большого дворца, где не знаешь, что подать к столу, чем кого обеспечить...

   — Ты должен побывать у всех известных людей!

И она перечисляла купцов, известных ремесленников, ему не хотелось бывать везде, но он уступил матери.

Она ходила с ним по улицам Оденсе, как самая счастливая мать на земле... Глаза её блестели от радости. Походка стала юной.