Сыграй ещё раз, Сэм

— Это мы и пришли обсудить, — холодно сказал он. — Двое несчастных мальчишек, чьи дни закончились в ваших владениях, были кровная родня — кажется, какие-то племянники — присутствующего здесь мистера Салуччи, только что прибыли в нашу замечательную страну и были посланы их выдающимся родственником на север от 110-й улицы к вам с некоторым деловым предложением. Мистер Салуччи крайне удручен мыслью о том, как неучтиво вы их встретили, и вашей раздражительностью — ведь вы даже не потрудились их выслушать.

— В следующий раз, когда у него будет ко мне деловое предложение, может, он пришлет своих ребят без оружия, как положено. — Солли отвлекся на обрезание и прикуривание сигары. — Тогда я их выслушаю и никто не сыграет в ящик.

О'Ханлон изобразил огорчение.

— Неопытность бедных иностранных иммигрантов, — сказал он, — часто ведет к печальным последствиям. — Он оглядел комнату. — Уверен, все в этой комнате, за возможным исключением мистера Бэлина, могут это подтвердить. Эти мальчишки были вооружены по той простой причине, что на их несчастной родине, Сицилии, настолько бедственно обстоит дело с соблюдением законности, что честные граждане волей-неволей вынуждены защищаться сами. — Ирландский мафиози забросил ногу на ногу и откинулся на стуле. — Впрочем, это уже кануло в Спайтен-Дайвел,[119] — продолжил он. — Подлинная цель нашего визита — оставить это ужасное недоразумение в прошлом. Даже такая трагедия не должна помешать цели, ради которой мы сегодня пришли сюда. — О'Ханлон встал над Горовицем, как священник, изготовившийся произнести благословение. — Лоренцо? — призвал он, вознося изящные ладони. — Соломон?

Салуччи угрюмо поднялся, глядя на Солли из-за на удивление широких плеч О'Ханлона.

— Прошу принять мои самые смиренные извинения за это печальное недоразумение, — монотонно пробубнил итальянец.

Соломон едва глянул на него.

— Это называется извинение? — спросил он, не двинувшись.

— Английский нашего Лоренцо оставляет желать много лучшего, в смысле изящества, — мягко заметил О'Ханлон. — Если перевести, он имеет в виду, что такое больше не повторится, и в этом я даю вам слово.

Солли медленно поднялся на ноги, настороженно глядя на Салуччи.

— Соломон, сколько лет мы вместе, — напомнил О'Ханлон. — Прошу тебя как друга, сделай это для меня.

Он проворно отступил, словно матадор, а те двое сошлись, обнялись и расцеловались в обе щеки.

— Вот мы с этим и покончили, — сказал довольный О'Ханлон, когда те разошлись.

Рик отметил, что у Солли в лице проступила краска, Салуччи же слегка позеленел. Все снова сели — кроме Рика, который за все время не шевельнулся.

— По-моему, за такое содружество стоило бы произнести подобающий тост, — сказал О'Ханлон. — Не будет ли хозяин любезен?

Солли потянулся к нижнему правому ящику стола. Это был, Рик знал, тот самый ящик, где босс обычно держал маленький револьвер 22-го калибра. Рик спросил себя, знает ли об этом О'Ханлон, и решил, что, вероятно, да. Похоже, на свете мало такого, чего бы этот человек не знал.

Солли вынырнул с бутылкой виски и тремя стаканами. Разлил по глотку золотистой влаги, один стакан оставил себе, два передал Салуччи и О'Ханлону.

— В такой день — самое лучшее.

— За дружбу! — провозгласил О'Ханлон, и все выпили.

Затем Солли встал.

— Сегодня — особый день, — сказал он. — Еще по двум причинам. Сейчас я пью за моего друга Ицика Бэлина — за лучшего из моих клубных управляющих, самую верную руку среди моих парней и человека, которого я люблю, как сына. Если со мной, не дай бог, что-нибудь случится, то это мой какниназовите, мой очевидный преемник. — Никто не усмехнулся над его придыхательными на русский манер «х». — Все, что у меня есть, будет его. Лэхаим!

Все вежливо пригубили виски. Тик-Так помрачнел.

— Все, кроме одного, — продолжил Солли. — Теперь, Рики, уж прости, другой тост, еще важнее. — Рик отметил непривычно серьезную мину Соломона. — За мою дочь, мою единственную дочь, за Лоис, — начал он, и сердце Рика оборвалось. — Которая, я с гордостью сегодня объявляю, обручена с очень важным в нашем с вами городе человеком.

Солли глядел гордо. Эйби и Тик-Так глядели озадаченно. О'Ханлон — довольно. Салуччи — злобно. Вайнберг просто глядел.

— Да, не с кем иным, как с Робертом Хаасом Мередитом. Три месяца он ухаживал за ней как истинный джентльмен, и вот вам итог. Все ничем ничего и вдруг — на тебе!

Рик так стиснул зубы, что попади между ними кончик языка, он бы напрочь его откусил.

— Соломон! — воскликнул О'Ханлон, потирая руки. — Поверь, ты не мог меня обрадовать сильнее. Это счастливое событие надежно и верно скрепит наш новый мирный договор, ведь мы же с мистером Мередитом вели кое-какие весьма прибыльные совместные дела и определенно намерены продолжать и впредь. Какой сегодня и впрямь великолепный день для всех.

О'Ханлон и Солли смеялись — лучшие друзья на свете. Что там ирландец говорил у «Ректора» о враждующих королевствах? Рик понял его теперь.