— С Восточным Гарлемом не ошибешься, — частенько повторяет Солли. — Там «Поло граундз»[109] и новый стадион «Янки» за рекой в Бронксе. Белые люди никогда их не отдадут. Боже сохрани, это же бейсбол! — Солли громко рыгнул. — Ну и черт с ним, с бейсболом, — сказал он. — Поговорим о деле. — Он глянул на часы, которые всегда носил в жилетном кармане. — Надо поторапливаться.
У Рика Бэлина лучшая голова для бизнеса, какую только знал Солли, помимо своей. И вообще, в Рике Соломон часто узнает себя, но получившего от жизни несколько подарков. Рика не обременяет грубый акцент
Нет, Рик не такой. Он отдается клубу, словно это его родной дом. Его острый взгляд не упускает ничего. Рик видит, кто из клиентов может заплатить, а кто нет и кого из тех, кто нет, нужно пустить все равно. Он не дает служащим красть, не дает музыкантам драться из-за женщин, не дает сердитым отцам, чьи юные дочери танцуют в кордебалете, слишком буянить, и не дает лабухам из группы касаться этих юных дочерей. Он следит, чтобы авторам песен платили и чтобы те не особенно напивались. Чтобы пианисты всегда знали, какие песни самые популярные. Время от времени он даже позволяет спеть кому-нибудь из клиентов, особенно когда за роялем этот цветной парнишка Сэм Уотерс играет «Постучи по дереву».[111] Он прячет шпалер в кармане брюк или смокинга, гладкого, как шелк, так что никто и не догадывается, даже копы, которые приходят к нему выпить и поглазеть.
С того дня, как Солли поставил сюда Рика, клуб «Тутси-вутси» стал самым прибыльным из его заведений. Рик нутром чуял, где и как достать лучшее пиво, а его отлаженная система поставок продукции из французского департамента Сен-Пьер, острова у побережья Канады, быстро стала лучшей из всех. Он использовал любые возможности и тянул свои грузовики через любую щель. Например, закон особо оговаривает, что под запрет не подпадает храмовое вино, и Рик развернул прибыльную торговлю равно с церквями и синагогами, которые давали прикрытие для его закупок тонких французских вин и получали щедрые откаты с прибыли на благотворительность. Идея пришла Рику в голову однажды на Гранд-стрит, где он увидел хвост из ирландцев перед дверями кошерного винного магазина и вдруг понял, как привлекателен стал иудаизм для полчищ записных антисемитов.
Настолько же хорошо развит был у Рика и музыкальный вкус. До открытия «Тутси-вутси» лучший в городе джаз был у Диона О'Ханлона в «Долгоносике» в нескольких кварталах дальше по улице, но клиенты Рика не могли пить второсортные напитки или слушать третьеразрядную музыку. Он упорно обхаживал лучших композиторов и музыкантов, нанял штатным автором Германа Хапфелда,[112] из чикагского клуба, принадлежащего клану Капоне, привез дирижера Джимми Лансфорда.[113] Однако, по общему мнению, его главной находкой был страйдовый пианист Сэм Уотерс с Купер-стрит, что к северу от железной дороги в Седалии, штат Миссури. Мальчишкой Сэм был знаком со Скоттом Джоплином[114] и, главное, учился у него. Слух Сэма уже стал легендой, а его умение снять любую тему и тут же сыграть обеспечило ему кучу поклонников.
Некоторые в банде косо поглядывали на дружбу Рика с Сэмом. Жаловались Солли, что не годится белому парню брататься со
— Если бы вы все, бездельники, так же знали свое дело, как Рик знает свое, мать моя, да мы бы все были богачи, а не только я один.
Наконец, Рик всегда ладил с копами. Лично он не имел ничего против полицейских, которые в большинстве своем просто вкалывали, как и сам Рик, мечтая преуспеть. Для Рика полицейские — друзья. При надлежащем уровне финансового поощрения они помогали грузовикам с выпивкой катиться без помех (бывало, полицейские не при исполнении даже сидели в кабинах рядом с его парнями), не давали враждующим гангстерам резать друг друга и, насколько могли, отгоняли фэбээровцев. А когда не могли, предупреждали Рика, чтобы тот успел закрыть клуб «на ремонт», пока фэбээровцы не истощат отпущенные им на расходы средства и не вернутся в Вашингтон, где им и место.
Хорошая пошла жизнь. Одна только мать этого совсем не понимала. Последний раз, когда Рик с ней виделся — а тому уж несколько месяцев, — она спрашивала, откуда у него деньги, и эта одежда, и, главное, машина, и он побоялся признаться. Вообще-то он и не попытался, потому что знал, что мать знает, только им обоим проще притвориться, что это не так. Он позвонит матери вечером, а не вечером, так на днях, как только выдастся минутка. Правда, позвонит. Давно пора исполнить мицву.