Потом я часто думала, что, наверное, не надо было так много говорить о смерти. Мы ее накликали. Как бы сказала Аннушка: у смерти длинные уши и короткий путь.
Демон был не первой собакой, которую мы потеряли. И, к сожалению, не последней.
– Когда он был снаружи? – спросила Бея.
Я бы тоже спросила.
– Утром. Со мной.
– Он вел себя как-то необычно? – продолжала опрос Бея.
Я бы, наверное, спросила об этом попозже. Сначала вообще-то надо было спросить, что он ел.
Фрайгунда покачала головой.
– Он ел что-нибудь снаружи? Ты что-нибудь видела?
Снова качает головой.
– А вчера что он ел? – спросила Бея.
– Собачьи консервы. И еще довольно долго был у малины, но малину не ел. Там на кустах больше ничего нет.
– Значит, нельзя больше давать эти консервы собакам. – На этом для Беи тема была закрыта. – А пса надо похоронить.
По-моему, это какое-то странное умозаключение. Все остальные собаки тоже ели консервы. Мои глаза бегали вслед за Беей, которая бегала по туннелю туда-сюда. Потом она направилась к выходу и пошла наружу.
Мы переглянулись. Грязные, растерянные лица. Дождь затапливал землю над нашими головами. Когда она как следует напитается водой, стены туннеля могут не выдержать, и у нас будет мокрая могила. Мы навсегда, навеки останемся «пропавшими девочками». Или, по крайней мере, надолго. Кто станет искать нас тут внизу? Это же прекрасный тайник, чтобы спрятать тело, или два, или семь…
Не знаю, что случилось с моими мыслями. С тех пор как появилась новость, что мы якобы убили Инкен, для меня все стало пахнуть смертью и убийствами. Что делает Бея там снаружи? Да и Фрайгунда выглядит как-то не слишком печально.
У всех вместо лиц были пакостные маски.
– Ты что-то искала? – поприветствовала Иветта нашу возвращавшуюся начальницу. – Или что-то прятала?
– Искала место для могилы.
– Это обязательно было делать под дождем? Нельзя было подождать? Это как-то подозрительно.
– Подай на меня в суд!
– Его нужно вскрыть, – сказала Фрайгунда.
Пара взглядов – и решение принято.
Мы хотели поискать ответы внутри собаки. В солнечный день мы бы наверняка не стали так поступать. Или, возможно, с другой собакой. Позволила бы я сделать такое с Кайтеком? Это всё из-за дождя. Дождь – водяной занавес. Я уже не понимала, по какую сторону занавеса мы находимся. Это то чувство, когда тебя ищут. А значит, между нами и остальным миром теперь проходит граница. Всё из-за дождя! Когда светит солнце, детство за полчаса не потеряешь.
Фрайгунда взяла мертвую собаку и положила ее на мокрый плед, один из покрашенных в фиолетовый пледов со Смекалочкой.
Взяла свой нож.
– Это Гундастра, – сказала она и коротко поклонилась. – Ее нужно просить резать. Мне ее на рождение подарили.
Судя по всему, просьба Фрайгунды была услышана. Гундастра резала. Прямо под головой она вошла в кожу. Разрез быстро стал больше. Кровь полилась из резервуаров, сосудов и органов. Фрайгунда сунула нож под кожу и отделила ее – как будто расстегнула пальто на мертвом псе и помогла ему из него выбраться. Следующий слой. Нож как будто сам двигался в ее руке.
Длинные грязные пальцы Фрайгунды обыскивали маленькое тело. Она вырезала остановившие работу органы.
– Тонкий кишечник, – сказала она и потянула. Положила его рядом с мертвой собакой. Девичий палец тронул этого серого безжизненного червя. Рука другой девочки взялась за него, немного приподняла. Я тоже хотела. И не хотела…
Гундастра продолжала свою работу. Она делала то маленькие и осторожные, то большие и мощные разрезы. Она походила на ожившую куклу-варежку. Фрайгунда обреза́ла соединения между органами и телом, складывала органы рядом с собакой.
– Мочевой пузырь, – сказала она. Мы ощупали его гладкую поверхность.
– Сердце, – сказала она так же, как перед этим сказала «мочевой пузырь». Как будто вся разница – только в форме и названии. Мне казалось, что сердце должно быть чем-то особенным. Оно ведь только что билось. И боялось… Кто-то взял сердце в обе руки. Мы стали передавать его по кругу.
Кроме дождя не было слышно ничего.
– Такое легкое, – сказала Антония.
– Селезенка, – объявила Фрайгунда и положила еще одну гладкую штучку рядом. – Печень.
Тем временем сердце дошло до меня. Мочевой пузырь, сердце, подумала я. Не слишком ли много для нас значит сердце? Просто орган. Или мочевой пузырь значит слишком мало? Собачье сердце похоже на мерзкий персик. Дождь шумел у меня в голове. Я оглянулась на Кайтека.
Собаки сидели с широко открытыми глазами у стены туннеля.
Собачья оболочка и собачье наполнение лежали рядом. Фрайгунда вынула все органы. Они лежали по отдельности на таком расстоянии друг от друга, словно не имели ничего общего. Выглядело так, будто это существо представляло собой какое-то бессмысленное архитектурное решение. Мой желудок зарокотал басом. Надеюсь, не оттого, что жизнь обиделась на меня за то, что я в этом участвовала.
– Угу, – сказала Антония, запихивая мизинец в мочевой пузырь. Мне хотелось взять ее за маленький пальчик и вытащить его из этого маленького пузыря.
– Желудок. Центр. Здесь смешиваются соки.