Свора девчонок

Тем временем я научилась понимать, когда Антония хочет что-то спросить. Незаданный вопрос ее прямо-таки щекотал. Она начинала ерзать, а потом указательными пальцами сжимала рот в клювик. В этот день на очереди была Аннушка. Она села на корень и начала вытряхивать ботинки. Оттуда посыпались камешки, песок, пыль – именно в таком порядке. Я сидела напротив на песке и осматривала собак на предмет клещей.

Наконец, достаточно покривлявшись и попереминавшись, Антония спросила:

– Скажи, а почему туннели, если они такие опасные, почему они здесь открыты? Все остальные же были закрыты. Ну, на учебной тропе.

Аннушка опустила ботинок и поставила его перед собой. Между правой ногой в носке и левой, еще обутой. Теперь у нее было три ноги.

– Этот туннель тоже был когда-то закрыт. Вход открыл мой дед, чтобы нам показать. Мы тут, наверное, раза три были. А потом посадили малину. О туннеле больше никто не знает. То есть я вам разболтала семейную тайну. – Она сняла второй ботинок и постучала им о корень.

Антония уселась перед корнем на сырую, жирную траву.

– А если о туннеле никто не знает, откуда твой дедушка узнал?

Аннушка похлопала еще немного. Ботинком о корень. Из ботинка лесная подстилка сыпалась обратно на лесную подстилку.

– Он знал больше других. Был большой шишкой. В партии.

– В НСДАП?[7]

– В СЕПГ[8], глупенькая.

– И что за шишкой он был? Ну, насколько большой?

– Председателем городского совета.

– Ого, это же прямо очень большая шишка. Да, Чарли?

Я кивнула. Руки у меня были погружены в загривок Буги. Прядь за прядью я перебирала ей подшерсток.

Аннушка поставила второй ботинок к первому. Теперь у нее было четыре ноги.

– Да, он был председателем городского совета, а потом Стена[9] рухнула, ГДР перестала существовать. Моя мать говорит, дед именно тогда сдал. В один день он лишился работы. Руководить городом он больше не мог, а после того как ты был главой города, сапожником уже не станешь. В общем, он остался совсем без работы. Лет ему было уже довольно много. И он вышел на пенсию. Все, во что он верил, в один день… – правильные слова были уже придуманы до нее, я это чувствовала, но они пока не хотели быть произнесенными. Так что Аннушка попыталась объяснить по-своему: – Вот представь себе, что ты веришь в бога. Все вокруг все время, годами, всю твою жизнь говорят: да, он есть, это правда, это он все создал, ему нужно молиться, и все так и делают. И вдруг в один прекрасный день все меняется, и теперь все говорят: нет, его нет и никогда не было. А потом приходят всякие и высмеивают тебя, потому что якобы этому богу никто всерьез и не молился, тебе только мозги пудрили. И тебя просто высмеивают и выставляют на посмешище. Ты вот веришь в бога?

Антония кивнула.

– Серьезно? – Аннушка засмеялась. – Тогда я тебе сейчас вот что скажу: его не существует. Правда, Чарли?

Я помотала головой. Потом кивнула. Но вышло все равно как-то неоднозначно, поэтому я сказала:

– Не существует!

Мы немножко посмеялись.

Аннушка продолжала:

– Но потом вдруг оказывается, что у нас теперь новый бог. И о другом лучше больше не заикаться. Уж поверь мне!

Мы с Аннушкой засмеялись.

– Я поняла. Перестаньте!

– Но его действительно нет, – сказала Аннушка.

Лесу по этому поводу сказать было нечего. Он на многие темы молчал. Я нашла клеща, вытащила его пинцетом и подожгла зажигалкой. Мы уставились на шипящее насекомое. Скоро от него остался лишь пепел. Минута молчания, потом Аннушка заговорила дальше.

– Деда после развала ГДР как подменили. Раньше он любил произносить длинные речи, а тут совсем затих. И, пока он мог ходить, не сидел еще в инвалидном кресле, он очень любил гулять с нами по лесам. Со мной и моим братом. А с появлением инвалидного кресла стал совсем странный. Сначала еще рассказывал страшные истории, а когда моя мать ему это запретила, практически совсем перестал разговаривать. Его последние слова – «штольня Фридриха Энгельса». Это название одного туннеля.

– Твой дедушка умер? – пискнула Антония.

– Нет, с чего ты взяла?

– Ну, ты же сказала, что это его последние слова.

– Да, это он повторяет уже пару лет, только вот это. Штольня Фридриха Энгельса. Знаешь, кто такой Фридрих Энгельс?

Двенадцатилетняя девочка мотает головой.

– Соратник Карла Маркса. Знаешь, кто такой Карл Маркс?

Двенадцатилетняя девочка снова мотает головой.

– Соратник Фридриха Энгельса. – Аннушка засмеялась. – Ты по истории не очень-то, да?

Я закончила с Буги, отпустила ее бегать и подозвала к себе Кайтека. Положила его у себя между ног и начала исследовать его шерсть, слой за слоем – от черного к коричневому, от коричневого к бежевому, от бежевого к белому. Кожа у него была розовая.

– А почему он говорит «штольня Фридриха Энгельса»? Это этот туннель так назывался? – подтолкнула я разговор.

Аннушка не знала:

– Может быть, и этот. Вполне. У многих туннелей были потом коммунистические названия.

Я попыталась вспомнить… На информационных щитах учебной тропы про это ничего не говорилось. Ничего про «штольню имени Эрнста Тельмана» там не было.

У Антонии снова в попе зачесались вопросы. Она заерзала и закривлялась.