– Приведи ее сюда, пожалуйста, – сказала мне Бея, показывая на Аннушку, которая стояла согнувшись у тропинки. На шее у нее покачивались бусы Инкен. Когда она их наконец снимет? И что она там делает?
Аннушка в сгущающихся сумерках лихорадочно что-то высматривала на земле. И при этом отходила все дальше.
Я пошла за ней, в серо-зеленый лес. Он явно жаждал наброситься на меня и спереди, и сзади. Я это чувствовала. У этого леса намерения были совсем другие, чем у того, что был вокруг лагеря. Лесу все-таки что-то от нас нужно, подумала я.
– Что ты там делаешь?
– Черт! Не пугай меня!
– Я не хотела.
– Я ищу валериану. Она отгоняет черта и его приспешников. Чтобы появлялись только неопасные духи.
– Угу, – хмыкнула я. С тем же успехом она могла сказать, что здешние пауки говорят по-испански.
– О, полынь! – радостно воскликнула Аннушка. – Отлично! Она очищает кровь и отгоняет ведьм. Еще бы дягиля! Хотя тут наверняка только ложный растет. А настоящий помогает от демонов.
– Тогда нужно обязательно искать дальше и дать немного Фрайгунде.
Она кокетливо засмеялась, и щеки у нее стали еще круглее.
Мы пошли обратно к остальным.
Нас начали расспрашивать, что делала Аннушка. Про демонов и чертей она умолчала. Сказала только о чем-то «противовоспалительном» для моей руки.
И действительно ею занялась: сняла повязку, промыла рану, положила на нее лист и снова перевязала.
– Через два дня все заживет. Полынь отлично помогает. – Она ободряюще мне кивнула.
Мы закончили перепаковываться до наступления сумерек.
Комары были чрезвычайно рады такой толпе тонкокожих медленных животных.
Собак мы покормили бутербродами с ливерной колбасой. Фрайгунда дала на это согласие с условием, что больше такого не повторится.
– Ну что, выдвигаемся? – спросила Бея.
И мы пошли.
Фонарики мы не включали. Это только кажется, что с фонариком лучше видно. На самом деле с ним видно только маленький конус пространства, который выхватывает луч света.
Луна практически не освещала ночной лес. Ее свет чуть пробивался сквозь кроны деревьев.
Собак мы привязали оранжевыми веревками к поясам. Каждого пса – к его девочке. Они бежали рядом и были куда спокойнее нас. В темноте они лучше видели и слышали, а уж об их чутье и говорить нечего. Кроме Вувана – он ничего не слышал. И Кайтека, который – к тому моменту я была в этом уверена – воспринимал исключительно движения. Волновался только Демон. Чуть не лопался от напряжения, пару раз даже кричал – лаем назвать это было нельзя. И каждый раз у меня замирало сердце. В том числе потому, что я не знала, что делает Фрайгунда, так низко и раскатисто рыча в ответ. Если Демон будет продолжать в том же духе, она, наверное, его просто придушит, а потом заявит, что это было необходимо.
Аннушка объяснила, куда идти. На этой стороне дороги оставаться нельзя, сказала она, потому что так мы скоро выйдем в хорошо просматривающуюся песчаную лощину. Прямо рядом с ней – полого спускающаяся просека с молодыми деревьями. А сверху там охотничья вышка, с которой видно всю округу.
Мы продирались вперед, хрустя ветками. Недалеко шумела дорога – как дождь, который то включают, то выключают.
Лес постоянно менялся. Пахло свежестью и сухой древесной корой, иногда – старыми грибами, иногда – молодыми растениями. Каждые десять шагов мы останавливались, прислушивались. В лесу стояла оглушительная тишина. Она поглощала все мелкие шумы. Такая похрустывающая, потрескивающая тишина. Когда мы останавливались, я чувствовала, как кровь стучит у меня в висках. Впереди, сзади, сбоку – чье-то дыхание. У моей ноги пыхтел Кайтек. Примерно через полчаса его пыхтение изменилось. Он разогрелся. Остановки мешали ему больше, чем движение, выбивая из ритма. Позже я не понимала, как Кайтек смог преодолеть такое расстояние. Но – что ему оставалось делать? Он хотел быть частью стаи, так же как и я. Я то и дело поглаживала его по треугольной голове.
Не меньше двадцати минут мы шли по лугу с высокой травой. Стебли почти по пояс. Мы продирались по диагонали, в сторону черной стены. К густому лесу.
– Нам нужно туда? – прошептала Антония. – Но как?
Если представить этот лес в виде предмета, мы оказались на его внешней стороне.
Аннушка тихо сказала, что можно поднырнуть. Под самыми нижними ветками елок. Она подняла две ветки и проскользнула в лес. Мы последовали за ней. Действительно, нижние ветки были чем-то вроде занавеса. Под грузом веточек поменьше и иголок они спускались до самой земли. Ветки повыше лежали на нижних, и так далее, и так далее… Стоило под ними пролезть – открывалось большое пространство. Темное, хоть глаз выколи.
– Включаем фонарики, – прошептала Бея.
Мы осветили это невероятное место. Стволы стояли очень густо, но внизу у них почти не было веток. Здесь, в недрах леса, деревья боролись друг с другом за свет и пространство для роста. Тощие сухие ветки сетями лежали внизу.
– Светим вниз, – прошипела Бея.