Свора девчонок

Иветта посмотрела вниз между ног. Черный пес с огромным черепом дышал ртом, высунув язык.

– Мой улыбается! – сказала она.

От черного кобеля, на клетке с которым сидела Иветта, мне было немного не по себе. У него была невероятно большая голова. Наверное, если его выпустить из клетки, он окажется просто огромным.

– Он не улыбается.

– Откуда ты знаешь? Сама собакой была в прошлой жизни? – поинтересовалась Иветта.

– Нет, – сказала Фрайгунда, смотря в пол. – Я родилась в год Собаки и выросла с собаками. Они заменяли мне друзей, и я до сих пор предпочитаю их общество людям. Их социальное поведение восхищает меня всю жизнь.

Я стала потихоньку просыпаться. Оказывается, Фрайгунда вообще понятия не имеет, что в компании подростков говорить можно, а что – нет. То, что она говорила, говорить было нельзя. За такое получают дурацкие прозвища, а надписи в раздевалке спортзала недвусмысленно говорят, что ты жертва травли. Наверняка над ней издевались в школе.

– Круто! – сказала Иветта. – Ты такая крутая, Средневековье!

Фрайгунда никак не реагировала. Думаю, для нее пубертатного периода не было предусмотрено. Создавалось впечатление, что Фрайгунду учили вместе с другими средневековыми детьми где-нибудь на лугу. По старому учебнику математики, в котором нет чисел меньше нуля.

Я наклонилась к обоссанной помеси пуделя с чем-то. На клетке оказалась табличка с его кличкой.

– Вуван, – сказала я собаке. Очень тихо. Хотела, чтобы меня услышал только этот пес.

– У него слабый слух. – Фрайгунда приставила ладони ребром к своей голове, примерно туда, где у собак уши, и стала шевелить ладонями-ушами в разные стороны. – Обычно они поворачивают уши в сторону шума и прижимают их, если слишком громко. А этот – нет. – Она кивнула на Вувана. – Он ушами не шевелит.

Я снова наклонилась и посмотрела в клетку. На меня глядели два карих глаза. Уши не двигались. Я посмотрела на других собак. Действительно, у них уши шевелились, особенно у одной светло-рыжей. На ее клетке была табличка «Буги».

Уши у большеголового черныша, на котором сидела Иветта, были прижаты.

– Моего зовут Цак, тут написано.

– Это мы еще посмотрим, где тут чья собака, – сказала Фрайгунда.

Проехав так с час, мы остановились отдохнуть на парковке около заправки. Там еще был серебристый домик с туалетами, такого вида, что непонятно, когда он полетит обратно на Луну. Рядом по автобану непрерывным потоком неслись машины.

Бея дала Аннушке денег.

– Нам нужна карта Рудных гор, хорошие фонарики и батарейки.

В кошельке у нее было много денег. Ничего себе! Откуда они у нее? Неужели там правда тысяча евро?

Аннушка кивнула и пошла к магазину при заправке.

– Где ты вообще водить научилась? – спросила Иветта.

– У меня отец – дальнобойщик, я же говорила. – Бея улыбнулась. Если мое предположение, что крутой ковбой потому крут, что с ним что-то самое плохое уже произошло, верно, то мне бы не хотелось знать, что случилось с Беей. Или нет, все-таки хотелось.

– И он пускал тебя за руль? – продолжала Иветта.

– Давай, донеси на него, – отозвалась Бея.

Фрайгунда тем временем вытащила из своего рюкзака оранжевую бельевую веревку, отмотала кусок и растянула руками.

– Мне нужна помощь.

Она протянула веревку Рике, та кивнула и взяла у нее из рук. Фрайгунда достала нож из ножен у пояса и отрезала. Она повторила эту процедуру пять раз. Нож у нее выглядел фантастически: роговая рукоять, грязное лезвие. Что она только им резала? Свиней? Грибы? Дерево и кору?

– У нас есть время? Я могу дать собакам опорожниться? – спросила Фрайгунда.

Бея покачала головой.

– Нет, это привлечет внимание. Нам надо срочно ехать дальше.

– Но максимум через час – обязательно. Иначе будет неправильно по отношению к животным.

– Да, Фрайгунда. Ты права.

Вернулась Аннушка. Кроме прочего, она принесла арахисовые батончики и раздала каждому по одному.

– Только ешьте потом. – Скорее всего, это означало «Я за них не заплатила».

Бея попросила Аннушку показать на карте, где примерно находится туннель. Они начали водить пальцами по бумаге. По зеленым участкам, по линиям: тут грунтовая дорога, там – лесная. Я не раз видела, как мои родители рассматривают карты, но с Беей это вдруг стало интересно. Она сложила карту так, чтобы та часть, по которой мы ехали, была сверху. Все движения очень уверенные.

– Не хочешь теперь сесть вперед? – спросила она меня.

Я почувствовала, как краска залила мне лицо.

Мы летели вперед. Слева – Бея, справа – Аннушка. Лобовое стекло притягивало все, как магнитом. Мы были как будто внутри необъятного стеклянного снежного шара. Только без снега. Огромный облачный шар! Небо, дорога, лес неслись прямо на меня, прямо в глаза и в голову – впечатления буквально набрасывались на меня. А будущее врывалось внутрь.

Я всегда сидела сзади. Мама, папа и кто-то на заднем сиденье – вот такая у меня семья. В фургоне нашей клининговой фирмы было же откидное сиденье – там я всегда и сидела.