Свора

Герман встал и одним ударом вдребезги разнес станцию, после чего зашагал на выход. Палящее солнце жгло привыкшие к полумраку глаза, он заслонился от света ладонью и не сразу заметил фигуры напротив. Великолепная пятерка Технолога во всеоружии явилась по душу бунтаря. Грид стоял, как приговоренный к расстрелу, сквозь слезы глядя на вскинувших пушки убийц.

Минуточку…

Почему «как»?

Майор, Кадавр, Банан, Краб, Карина – все в сборе и готовы по первому приказу пустить кровь, столь необходимую всем без исключения чудовищам, даже тем, кто внешне неотличим от человека.

– Ну что, быдло? – Смирнов выплюнул изжеванный прутик и щелкнул помпой. – Последнее слово.

Парень поднял чумазое, покрытое бурой коркой изможденное лицо и чуть слышно произнес:

– Взять.

Черная волна вынесла стеклянные двери и хлынула на площадь перед зданием. Пальба и крики стихли за секунды, сменившись чавканьем и хрустом, которые звучали лишь чуточку дольше. Свора расправилась со «львами» быстрее, чем стая пираний – с мелкой рыбешкой, оставив куски стали и обрывки камуфляжа в красных лужах.

После скорого перекуса желтоглазые громадины отступили за спину нового вожака и побрели в сторону парка Победы, откуда начинался кратчайший путь в Технолог. Вернуться бы на берег и похоронить Злату – негоже ей пропадать в чьем-то желудке, к тому же, псы вырыли бы достойную могилу, но время поджимало. Надо успеть рассказать шуховцам, какую змею они пригрели под боком, а яд взялся за плоть с утроенной силой, и страдалец едва волочил онемевшие ноги.

Прохладная сень под стройными рядами кленов, елей и лип так и манила прилечь и забыть обо всех невзгодах. А почему бы не отдохнуть? Столько всего приключилось этим утром. Столько волнений и боли, а дорога так далека – пожалуй, стоит перевести дух. За пять минут отрава не добьет, а вот если свалишься от усталости – тогда точно кранты.

– Слышь, э! – Хлыст врезал мыском по голени. – Иди, давай, валяться он вздумал.

– Я минуточку, – пробормотал Герман, зевнув и потерев отяжелевшие веки.

– Какая минуточка, братан? Не гони, вставай. Ты меня чему учил? Нельзя сдаваться. Заднюю врубишь – смерть. Ну, вперед!

Вот назойливый хорек. Грид оттолкнулся от шершавого ствола и зашагал к мосту через обмелевшую к концу лета Везелку. Пес – самый крупный, матерый боец – ткнул в ладонь носом, на удивление теплым и мягким. С такой опорой брести стало чуточку легче.

– Забавно. – Парень тряхнул головой и скривился от укола в темя. – Меня сейчас и слепые щенята разорвут. А вы хвостами виляете, идти помогаете. Что с вами не так?

– Думаю, им надоело, – с важным видом заявил Булка.

– Надоело?

– Ага. Их заставляли делать то, что им не нравится. Собаки не воевали с людьми, но воля вожака – закон. А теперь они нашли в тебе надежду на перемены.

Герман усмехнулся и, потеряв равновесие, схватился за нагретые перила.

– Разве? Я же только что приказал им убить человека.

– На то была причина, – возразил увалень.

– У всех есть причина. Даже у Фельде.

– Просто ты – добрый, – пискнула Мелочь, взяв старшего товарища за рукав. – А те другие – злые. Песики лучше всех отличают хорошее от плохого. Они верят в тебя. И мы тоже.

– Еще бы я поверил в себя…

Мост делил парк на две равные половины, и к противоположной под прямым углом примыкала подернутая испариной асфальтовая дорожка. По обе стороны – глухие заборы, окаймленные зелеными полосами травы. Путник прошел сотню метров, как по углям: суставы жгло на каждом шагу, на вдохе в легкие впивались раскаленные иглы, на выдохе – ледяные, отек тисками сдавил горло, от головной боли крутило желудок. А впереди ждала высоченная и довольно крутая лестница со скамейками и палисадниками на просторных пролетах, сдвоенной серой лентой взбирающаяся по склону Харьковской горы. По сравнению с предстоящим испытанием все эти муки – так, легкое недомогание.

– Жарко сегодня, да? – вздохнула Ксюша, прильнув к плечу.

– Как в бане, – буркнул друг, еле ворочая опухшим языком. – Которая горит.

Девушка прыснула.

– Не унываешь и посреди ада. За это мне и нравишься. Вот думаю, как бы все сложилось, если бы не…

– Чего гадать? – грубо перебил Грид. – Вряд ли нашу банду ждала бы счастливая судьба.

– Ух, сколько тут ступеней. – Спутница сощурилась и приставила ко лбу ладонь.

– Да, засада. Может, передохнуть?

– Нельзя. Иначе опоздаешь. Там, – палец ткнул в сторону Технолога, – спасение. Тут – гибель.

И правда – у Марка же есть противоядие. И врач с ним поделится – хочет он того или нет. Что же, первый шаг – самый трудный, но без него еще не пройден ни один путь.

Раз ступенька, два ступенька…

Потихоньку, помаленьку.

В глазах песок, кости болят, как от переломов, но где наша не пропадала?

– Я дойду, – шипел парень, глотая смешанный с кровью пот. Соль к соли, боль к боли. – Ради всех, кто жив. И всех, кто мертв.

– Мой сын! – Родион похлопал по спине. – Уважаю!

Как Герман ни всматривался, лицо отца оставалось размытым, смазанным пятном.

– Явился после всего, что натворил?

Нюхач вздохнул.