Своими руками

— Не пробовал объедаться, — отвечал Фёдор Михайлович. — Пусть из вас кто-нибудь попробует, тогда и ответ всем будет.

Ребята начинали выбирать, кому пробовать проводить опыт со сметаной, затевали спор, смеялись, представляли, каким толстяком будет их друг, объевшийся сметаной.

— Счастливый дядя Федя, правда? — спрашивал кто-нибудь. — И орден ему дали, и Золотую Звезду, и машина у него.

— Пошевелись, как он, и ты героем станешь, — следовало возражение.

— И буду шевелиться! Думаешь, забоюсь? — загорался спорщик. — Вот школу закончу и покажу вам всем…

Фёдор Михайлович прислушивался к спорам мальчишек, радовался, что его тяжкое детство не повторится у этих ребят, и немножко завидовал, что так много у них впереди добрых дел. Ему хотелось стать таким же, вернуть детство, только не то прежнее, сиротское, а счастливое, как у этих заядлых спорщиков. Он знал, что этого никогда, ни при каком желании не случится, сожалея вздыхал.

Заячья смелость

Илюшка вошёл в сад и вспомнил, что опоздал смотреть кино по телевизору. Знал, что будет тринадцатое мгновение весны. Потому-то и в деревне тихо: все сидят у телевизоров. Потому-то Катька рыжая и осталась у Князевых. Васька теперь тоже егозит на стуле, переживает за своих разведчиков. Завтра будет перебивать всех, рассказывать, что было.

«Сделали бы сто серий, — подумал Илюшка, — а то только „Восемнадцать мгновений“. Или семнадцать? А еще лучше тысячу мгновений. Вот бы здорово было! Всю жизнь смотрели бы и смотрели…»

Илюшка вдруг остановился и замер. Кто-то, как ему показалось, протопал справа и затаился за яблоней. Ему сразу вспомнились все шпионские уловки и хитрости, их коварство и расчётливость с бесчеловечной хладнокровностью и жестокостями. Стали плестись картины, как его хватают сзади, зажимая рот и втыкая в спину кинжал, как набрасывают на шею петлю — быть сразу убитым ему не понравилось, — связывают, сажают в машину, вернее, запихивают, увозят на аэродром и самолётом: отправляют за границу…

Стараясь шагать бесшумно, Илюшка двинулся дальше, решив: «Листва шевелится. — Но вспомнил что деревья уже голые, подумал о другом: — Ветки качаются или мыши под яблоньками. Ага, мыши падаль грызут».

Он старался не думать о шпионах, но дальше углублялся в сад, и назойливее лезли в голову мысли, стало казаться, что за каждой яблоней стоит по шпиону, и даже смелость отважного разведчика Штирлица не помогала ему оставаться смелым.

Всё же Илья дошёл до канавы, оставалось найти ракиту, под которой он спал, как вдруг из темноты перед ним возникло огромное чудовище. Илья встал словно вкопанный. Мелькнула мысль: бежать. Оглянулся — и в это мгновение чудище разразилось душераздирающим криком. Затрещало, захлопало по кустам и деревьям. Илье показалось, что оно рассыпалось по саду, окружает его и накрывает сверху…

Так быстро Илюшка никогда не бегал. Он остановился у столба, на котором горела лампочка, и почувствовал, как у него стали отниматься ноги. Появись сейчас здесь это чудище, он не сможет и на шаг отступить от него.

Вдруг он уловил слухом знакомые звуки. Там, откуда принёсся с быстротой олимпийского чемпиона, каркали вороны и трещали сороки. Илюшка разом вспомнил на канаве густой куст боярышника. В нём ночевали сороки с воронами. От обиды за свою трусость его прошибла горькая слеза.

Но назад он всё равно не вернулся, устало поплёлся домой.

«Пускай двойки ставят сколько хотят. Пускай из школы выгоняют. Возьму и сам брошу учиться, — с обидой думал он. — К Фёдор Михалычу помощником пойду. Он возьмёт. А подрасту — сам буду доить коров или ещё что научусь делать. Пускай…»

Дома все досматривали кино. На Илюшку никто не обратил внимания. Он покосился на экран, где суетились эсэсовцы, поднималась стрельба, звучала музыка, прошёл в свою комнату, разделся и лёг спать.

Телевизор гремел на весь дом. Илюшка в обиде глотал слёзы и под этот шум уснул. Сквозь сон слышал голос матери, звавшей его ужинать, а потом до утра, словно кино, смотрел страшные сны, забывшиеся сразу, лишь открылись глаза.

Из дому Илья ушёл раньше времени, тайком от отца и сестры, чтобы они не спросили, почему он без портфеля. Отойдя от дома, оглядевшись, он нырнул в сад.

На яблонях бусинками светлели капли от утренней измороси. Трава была мокрая и холодная. Илья без труда нашёл портфель и подошёл к боярышнику. Куст был белый от сорочьего помёта. Илья не удержался от смеха, вспомнив, как он испугался и быстрее зайца нёсся по саду.

«И на яблоньку не налетел, — подумал он. — Весь лоб расквасил бы».

В саду было тихо и безлюдно. Одни яблони стояли вокруг, и по ним сновали озабоченные синички, добывали корм, радостно посвистывали. Илюшка весело шагал к школе. Никто его не видел вечером в саду и не видит сейчас, не будут смеяться.

Борисок — бухгалтершин сын

Его звали Борисом. Но в деревне все стали называть Бориском.

Он приехал с матерью-бухгалтершей из какого-то города к колхозному механику, Евгению Матвеевичу, бросившему свою первую семью с двумя ещё маленькими сыновьями.