Свой среди чужих

Крутятся тут ребята и похлеще – они обычно вооружены пистолетом-пулеметом «Мендоса» мексиканского производства, австро-венгерским «Штайром» или богемским, от которого скопированы предыдущие два. Здесь любят оружие, которое можно спрятать под одежду и которым можно управляться одной рукой, второй ведя машину.

Было страшно. Мне, человеку, побывавшему в Белфасте, Бейруте, восстанавливавшему нормальную жизнь в Тегеране, здесь было страшно. Везде, где я был, нам противостояли профессионалы террора, подготовленные в лагерях, вооруженные автоматом и фугасом, заложенным в обочины дороги. Но во всех этих местах они все же оставались людьми, это были жестокие, фанатично верящие в собственную праведность, в собственную истину люди, но все же это были люди. А здесь… а здесь нас со всех сторон окружала тупая, нечеловеческая злоба, она словно грозовым облаком плыла над нашим новеньким внедорожником, катившимся по улицам Бронкса, – и стоило только кому-то крикнуть, выстрелить, подать команду – нас просто разорвали бы. Не поможет ничего, ни оружие, ни навыки – скольких ты ни убьешь перед смертью, их все равно будет больше, и конец будет один.

Ужасный.

– Они нас боятся… – сухо усмехнулся Мишо, – на таких тачках здесь катаются боссы. Они не знают нас, но они боятся связываться с нами. Ублюдки…

Хотел бы и я в это верить. Я не большой знаток нравов русского дна – но почему-то мне кажется, что такого вот кошмара нет ни в Санкт-Петербурге, ни в Москве, ни в Варшаве. Нет такому безумию места на Русской земле!

Бар мы опознали по миганию рекламы, красной и синей, ядовито яркой – это было одно из немногих мест в Гарлеме, где рисковали привлекать внимание световой рекламой по ночам. Передовой полицейский пост мы только что проехали – полицейские, сменившиеся с дежурства, останавливаются здесь, чтобы пропустить стаканчик с коллегами, которые заступают на дежурство, обменяться новостями, предупредить об опасностях, которые ждут на маршруте. У тротуара стояли целых двенадцать полицейских машин, в том числе бронированный фургончик спецподразделения, – поэтому место можно было считать безопасным.

Мишо встал в ряд, рядом с полицейской патрульной «Импалой», мотор глушить не стал.

– Пистолет я оставлю вам, сэр. До входа в бар я уж как-нибудь дойду.

Бывший агент ФБР вышел из машины, я пересел на его место, заблокировал двери, положил пистолет себе на колени. В таких местах лучше сидеть за рулем, если дело пойдет совсем уж плохо.

Мишо вернулся через десять минут, с ним шагали двое. Один явно из патрульных – здоровенный пузан, с виду неповоротливый, но с такими вот неповоротливыми патрульными надо держать ухо востро, руки у них чаще всего очень быстрые и глаз верный. Второй – невысокий, коротко стриженный, с худым, суровым, чисто выбритым лицом. Этот явно из армии, возможно, уроженец Нью-Йорка, решил после армии сделать что-то для родного города. С этим будет проще, чем с пузаном.

Мишо открыл дверь со стороны пассажира, полицейские остались на тротуаре, настороженные и готовые ко всему. Здесь иначе было нельзя.

– Пересядем, сэр? У парней есть машина.

– Зачем, я что, арестованный? Рядом есть бар, давайте зайдем. Я тоже здесь живу, время от времени, угощу тех, кто охраняет порядок в городе, выпивкой. Будут проблемы?

Мишо пожал плечами.

– Наверное, нет…

В кабаке было шумно, накурено, хоть топор вешай. Музыкальный автомат, подкармливаемый монетками, извергал какие-то заунывные напевы… кажется, волынка, среди полицейских полно шотландцев и ирландцев. Суровые ребята, но их стоит уважать за то, что они делают. Если все то, что варится здесь, выплеснется на город…

А ведь однажды и выплеснется.

Мишо зашел первым, я за ним, следом – оба полицейских. Шум, на мгновение стихший при виде незнакомца, вновь лез в уши – очевидно, этих полицейских здесь хорошо знали и признавали их право приглашать сюда своих знакомых, пусть даже и не полицейских.

Мы заняли одну из угловых кабинок, она была отгорожена от остального зала, но занавеса не было и можно было видеть, что происходит в зале. Замурзанной официантке, явно с испытательного срока, мы заказали пиво (терпеть не могу, но надо) и гамбургеры. От более крепкого офицеры отказались, а нам тем более не стоило накачиваться спиртным, находясь в Бронксе. От гамбургера я отказался, потому что знал, что принесут – истекающее жиром и холестерином трехэтажное чудище с не совсем свежей ветчиной и заветрившимся сыром. Как вы думаете, почему среди полицейских так много толстяков? Вот из-за такого вот питания. Я попросил сразу принести счет, чтобы расплатиться.

– Александр Воронцов, – представился я, не называя ни моего титула, ни того, чем я сейчас занимаюсь. Полицейские не удивились – полицейские, особенно уличные, вообще никогда ничему не удивляются. Оба они сейчас строили «скучающих джентльменов» – кислая мина, равнодушный взгляд, девять из десяти нью-йоркских копов ведут себя именно так.

– Детектив Ричард Стил, – представился толстяк, – а это лейтенант Митчем Ген.