Свой ключ от чужой двери

Я зашел в парк, прошелся по центральной аллее и упал на скамейку у музыкального фонтана с лягушками, такими же зелеными, как мой костюм. Часы на площади, дребезжа, пробили четыре. Город был пуст и гулок, предметы отбрасывали длинные черные тени. Мир вокруг напоминал декорации к сюрреалистической пьесе. Я вполне мог пойти домой – вряд ли Эдик устроил там засаду. Но, странное дело, мне было хорошо на скамейке в пустом парке. Ноги гудели от приятной усталости, и никуда не хотелось идти… Наоборот, хотелось вытянуться на скамейке, закрыть глаза и немного поспать. Что я и сделал.

Меня разбудил цокот каблуков, который я во сне принял за звуки дождя. Дождь звонко стучал по окну… а может, это был град. Я открыл глаза. По аллее парка спешила женщина, молодая, длинноногая, в короткой юбке и белой курточке. Поравнявшись со скамейкой, она плюхнулась у меня в ногах, достала из сумочки сигареты, закурила и сказала, заметив, что я открыл глаза:

– Доброе утро. Как спалось?

– Дай закурить! – попросил я запросто, хотя никогда в жизни не курил. Разве что в раннем детстве, по малолетству. Голос у меня был хриплый.

Она протянула пачку сигарет. Так мы и курили вдвоем, она – сидя на скамейке, я – лежа, опираясь затылком о металлический подлокотник. Мы рассматривали друг друга в лиловых утренних сумерках.

– Подыхаю, спать хочу, – сказала девушка так непринужденно, как будто мы были знакомы сто лет. – И ни одной тачки как назло! Ну, ничего, через двадцать минут первый троллейбус, а через сорок минут я дома. Приеду – и сразу баиньки!

Она громко зевнула.

– А ты что, так и спала тут всю ночь? Одна? И никого больше не было?

– Ни одной собаки, – непринужденно ответил я, потягиваясь. – Никто не мешал… прекрасно выспался на свежем воздухе…

И прикусил язык, не сообразив сказать «выспалась». Девушка хмыкнула и выпустила в мою сторону струю дыма, присмотрелась.

– Ты что, из этих? Трансвеститов? – В голосе ее не было особого удивления.

– Э… как тебе сказать… – проблеял я и замолчал, ничего путного не придумав.

– Слушай, – оживилась она, – а как же на работе? Или ты… или у тебя только ночная? – Она лукаво прищурилась.

– Как и у тебя, – пробормотал я.

– Я учусь, – сказала она важно. – Это я так, подрабатываю иногда, деньги нужны… сам знаешь, сколько стоит грамотный прикид.

– Грамотный прикид! – Я приоткрыл рот, моя душа филолога встрепенулась от ее фразы. – А где ты учишься?

– В универе, на романо-германском. Сегодня первую пару можно пропустить, хоть высплюсь… – Она снова зевнула. – Послушай… – Она замялась для приличия, глядя на меня с любопытством. – А ты больше кто – мужчина или женщина? Я читала в газете… тут все ваши кинулись срочно менять пол. Сейчас это раз плюнуть. Любой каприз за ваши бабки! А ты?

– Не знаю, – ответил я, подумав. – Не решил еще, то есть не решила.

– Я бы не стала, – сказала она убежденно. – Мужикам проще, с них другой спрос, а к нам всякое г… липнет, ручонки тянет и все через постель… Так что мой тебе совет – не спеши!

Она докурила сигарету, поднялась со скамейки, запрокинула руки за голову, потянулась. И побежала, цокая каблуками, из парка к показавшейся в конце улицы красно-желтой тупой троллейбусной морде.

Я смотрел ей вслед и думал, что, если бы я по-прежнему работал в… универе, как сказала эта девочка, она была бы моей студенткой. Возможно, была бы в меня влюблена. Напрасно я не узнал, как ее зовут. Можно при случае расспросить Сонечку. За каких-нибудь пять лет моего отсутствия выросло новое поколение со своей моралью и своим языком.

Я докурил сигарету. Малиновое утро разгоралось вокруг, такое свежее, такое благоуханное, полное белого, холодного еще утреннего солнца, щебета просыпающихся птиц и хрустального эха. Я встал со скамейки и пошел к фонтану умыться, а заодно смыть грим. Вода была холодная и не особенно чистая. От нее несло болотом. Кожу лица сразу защипало. Я утерся подолом туники и потоптался нерешительно, раздумывая. После чего направился прямиком к Сонечке, чувствуя себя человеком, возвращающимся домой после долгого отсутствия. Как ни странно, я не подумал о собственном доме. Там была Ведьма, а ее мне хотелось видеть меньше всего. Пусть уезжает. И, вообще, наше знакомство несколько затянулось. Я позвоню ей… сегодня же… и скажу… ну, что-нибудь вроде: «Я так привык к вам, что просто не знаю, как перенесу разлуку! Спасибо, спасибо за все!» Или: «Вы не забыли, что вас ожидает американский самородок? И коллеги, поди, заждались!»

Я так увлекся, что, кажется, заговорил вслух. Утро, как вы уже знаете… утро было такое, что… В такое утро, случайно оказавшись на улице, человек дает себе слово вставать на рассвете всю оставшуюся жизнь, немедля бросаться бегать трусцой по пустынным улицам и, вообще, начинать жизнь сначала. А потом долго удивляется, как подобная глупость могла прийти ему в голову.

«Начинаю новую жизнь», – решил я. Стащил с головы парик, который меня страшно раздражал, и почесался всласть.