– Пословица такая. В смысле, никто не без греха, бросьте камнем, сделайте лучше, если сможете, и так далее… Одним словом – эрраре хуманум эст [10], что в переводе значит: человеку свойственно ошибаться, – назидательно сказал Федор. – А насчет помады… меня настораживает все, на что у меня нет ответа. Зачем, спрашивается, женщине в сумочке две одинаковые губные помады? Я понимаю, женская логика в известной степени иррациональна. Может, тюбик куда-то завалился, она купила другой, а первый нашелся… И тут в поле зрения попадает жених, который что-то прячет в карман. И, оказывается, несмотря на женскую иррациональность, Лия держала в сумке только один тюбик. Убийца поменял тюбики – подбросил свой с ядом, а ее собственный, взятый из сумочки, положил в карман жениху… толчея, царившая там, позволила ему проделать это незаметно.
– Зачем? Бросить на него подозрение? – спросил Савелий.
– Необязательно, Савелий, хотя и не исключено. Убийца хотел избавиться от улики. Карман жениха оказался рядом, и он, недолго думая, опустил тюбик туда. И этот убийца, назовем его «икс-два», целил в Дубенецкую. Как ты понимаешь, Савелий, Удовиченко помадой не пользуется. Поступок глупый и недальновидный, я бы сказал…
– Сумка жертвы была все время у ее матери, – сказал Коля. – Яд в помаде… как-то это по-бабски. Не представляю себе мужика, который… Да ему бы это и в голову не пришло. Кроме того, «Ярдсли» – английский производитель, не особенно у нас популярный, я узнавал… Нужно точно знать, где эту марку можно купить. Это был свой, который знал, где Дубенецкая покупает косметику.
– Так что же получается? – заволновался Савелий. – Убийц было двое? Один хотел убить жениха, а второй – невесту?
– Убить… громко сказано, – с досадой произнес Коля. – Такого количества клофелина маловато для летального исхода. «Икс-два» снял самую верхушку помады, потом еще немного, смешал с клофелином, аккуратно прилепил на место, потом приложил верхушку. Не знаю, на что он рассчитывал, но до яда жертва добралась бы только через несколько дней, да и то сомнительно… от этого не помрешь. И от улики избавился по-идиотски, рискуя быть пойманным… Можно было спокойно дождаться окончания церемонии и выбросить украденную из сумочки помаду в первую же попавшуюся урну на улице. Или в ящик… около церкви. – Он выразительно посмотрел на Федора и ухмыльнулся. – Идиотизм и любительство.
– Ищите женщину, – сказал Савелий.
– Ага, все зло от них! Завтра я собираюсь пощупать сестрицу Нонну… Федя, ты как?
– А можно я с вами? – спросил Савелий.
– С какого перепугу? – фыркнул Коля. – Хватит мне Федьки!
– Тогда возьмите Клару, – предложил Савелий. И, видя недоумение на лицах друзей, пояснил: – Ну, вроде вы… клиенты. Привели собаку.
Федор сдержал улыбку, а Коля только рукой махнул…
– Вряд ли я смогу быть вам полезной.
Нонна смотрела на них спокойно, твердо и угрюмо. Некрасивая, с нечистой смуглой кожей, узкими глазами, тонкогубая, она ничем не напоминала сестру. В ней не было непроизвольного заискивания любого нормального человека перед сотрудником правовых органов. В голосе ее также не было приличествующей случаю плаксивой интонации, а в руке судорожно сжатого носового платка. В ней чувствовалась личность сильная и решительная, способная принимать жесткие решения и не идти на компромисс.
В лечебнице, скудно обставленной, стоял неприятный запах не то карболки, не то хозяйственного мыла. На полках стояли пакеты с кормом для домашних животных. Она пригласила их в смотровую, где в углу стоял старый письменный стол. Они уселись на табуретки. Нонна присела на край стола, сложив руки на груди. Поза ее говорила о том, что она человек занятой и рассиживаться с ними не намерена.
– Я уже все рассказала Николаю Алексеевичу, – при этом она и взглядом не повела на старлея, сидевшего тут же, как сделала бы на ее месте любая другая женщина.
– Иногда человек и сам не знает, что располагает информацией, представляющей интерес для следствия, – сказал мягко Федор. Нонна кивнула, но промолчала – вы хозяин, говорил ее жест, приказывайте. – Нас интересует любая мелочь, которая привлекла ваше внимание в тот день. Что-то, что вызвало мимолетное удивление, заставило подумать: а что он или она там делает? А зачем, а почему… Понимаете?
Федор не смотрел в сторону Коли, но кожей чувствовал, что он гадко ухмыляется его психологическим ходам.
Нонна даже не стала делать вид, что задумалась. Она сказала ровным голосом:
– Нет, не припоминаю ничего такого.
Руки ее, крупные, костлявые, надежные руки работника, были по-прежнему сложены на груди.
«Как истукан», – подумал Федор.
Контакта не получалось. Но, странное дело, сидящая перед ним молодая женщина не вызывала неприязни, а скорее наоборот – невольное уважение к угадывавшемуся в ней сильному основательному характеру и жестким жизненным стандартам, которых из нее не выбьешь фальшивыми психологическими приемами.