Свой, чужой, родной

Покопавшись в Интернете, я обнаружила подходящую организацию, ознакомилась с ее сайтом и чуть ли не бегом бросилась на Спасскую. Мелькнула мысль: а не обратиться ли к Вальке, он ведь намеревался быть моим водителем. Но делать себе это тут же отсоветовала. Навязчивость — не лучшая черта. В общем, я отправилась на троллейбусе и потратила пятнадцать минут на дорогу.

В конце пути меня ждало разочарование. Четвертый дом был на месте, и восьмой тоже, а вот шестой отсутствовал. Вместо него — крепкий забор со щитом информации. «Здесь будет возведен жилой дом на двадцать квартир» — и перечень организаций, которые в этом участвуют. Впрочем, за забором царила тишина. Где теперь искать Могилевскую? По крайней мере, еще одно жилье у нее точно есть. И если уж в доме с колоннами по вечерам горит свет, вполне вероятно, искать Тамару Аркадьевну следует именно там. Хотя женщина она, скорее всего, не бедная, если смогла купить дом в центре города, а значит, и квартир может иметь несколько. И жить не здесь, а, к примеру, в другом городе. Кстати, это объяснение, почему дом пустовал.

Потоптавшись без всякого толку еще минут десять, я вновь оказалась в троллейбусе, со злостью думая о Тимке, которому нетрудно было бы раскопать всю подноготную Могилевской, но он палец о палец не ударит, чтобы мне помочь.

Через полчаса я стояла перед калиткой дома с колоннами. Глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, и нажала кнопку домофона. Мне никто не ответил. Потратив на ожидание никак не меньше десяти минут, я в крайней досаде отправилась домой.

Но почти сразу намерения мои изменились, и я зашагала к дому, что соседствовал с хоромами Могилевской и где уже была однажды в неуемном желании поближе взглянуть на интересующую меня чужую собственность.

С моего предыдущего визита во дворе мало что изменилось. Правда, кто-то вынес старые рамы и бросил их возле сарайчика, в результате к забору я протиснулась с трудом. И вспомнила: этот дом тоже идет под снос, видимо, жильцы уже готовятся к переезду.

Примерно тогда я и заметила женщину лет семидесяти с небольшим. Она сидела на скамейке возле сарая и с интересом за мной наблюдала. Несмотря на жару, она была в шерстяных носках, войлочных тапках и меховом жилете поверх цветастого халата. На голове платок, который женщина повязала концами назад. Такие старушки обычно встречаются в деревнях, я даже подумала, бабулю оттуда привезли совсем недавно, вот она и скучает в городе, и поболтать будет не прочь, только мне от ее рассказов мало прока, если она приезжая.

— Здравствуйте! — громко поздоровалась я, чтобы бабуля не решила, чего доброго, что я с дурными намерениями.

— Здравствуй, милая, здравствуй, — охотно отозвалась она.

Я прошлась вдоль забора, поглядывая на двор дома с колоннами, там было по-прежнему пустынно.

— Калитка вон там, за сарайкой, — указав рукой за свою спину, сказала бабуля и широко улыбнулась. Зубы у нее оказались мелкие, ровные, сероватого цвета. — Только заперта калитка, хозяев-то нет.

— А вы не знаете, где они? — подходя ближе, спросила я.

— Нет, милая. Ни где они, ни кто такие. Вот прежних хозяев знала даже очень хорошо. И художника, который дом построил, тоже. Солидный был человек. Барин. Я перед ним робела. Не любила приходить, когда он дома.

— Часто бывали у них в гостях? — задала вопрос я, устраиваясь рядом с ней на скамейке.

В ответ она весело хихикнула:

— Какая из меня гостья? Убиралась я у них в доме. Хозяйка хворая была, да и не по чину ей руки пачкать. Она с утра с маникюром, мужу не показывалась, пока прическу не сделает. А я перед своим нечесаная да немытая… А ничего, пятьдесят два года прожили, пока в прошлом году не помер, царство ему небесное. Готовила Ираида, это жену художника так звали, всегда сама. Нельзя, говорит, чужого к стряпне допускать. Мужик любит, чтоб из твоих рук… Небось боялась, что плюнет кто в еду-то. Мнительная была, везде мерещились завистники. Может, правда их было много. Жили они богато. А чужое богатство у нас не жалуют. А ты что по дворам шастаешь? — спросила она, с хитрецой на меня поглядывая. Бабуля оказалась не так проста.

— В калитку звонила со стороны улицы, никто не открыл, подумала, может, во дворе хозяева и звонка не слышат. Я по поводу переселения. В связи со строительством дороги несколько домов идут под снос.

— Нас на днях собирали, — кивнула женщина. — Разъяснили, что к чему.

— И как? Вы условиями довольны?

— По мне, так и здесь хорошо. Всю жизнь в этом доме прожила, даже родилась тут. Мы тогда во флигеле жили, его снесли лет тридцать назад. Комнатенка маленькая, окошко круглое, чуть больше яблока. Темень, сырость. Но ничего, жили. Потом в доме дали две комнаты. Вот уж счастье было. Сказать по чести, никогда бы отсюда не уехала. Да дочка ворчит: надоели эти гнилушки, так что переедем. Куда-то на Измайлова. Я толком и не знаю, где это. Буду в квартире сидеть на девятом этаже да в окно смотреть, ждать, когда дочка с работы вернется… — она вздохнула, но тут же улыбнулась.

— Значит, хозяев этого дома вы не знаете? — задала вопрос я, выдержав паузу.