Свой, чужой, родной

Процедуру знакомства пришлось повторить.

— А, Валентина! — обрадовалась она, когда очередь дошла до моего имени. — Я тебя помню. Симпатичная такая…

— Мы возле дома с колоннами встретились, — подхватила я. — И вы советовали держаться от него подальше. А еще сказали, что это чертово место.

— Так и есть, — удовлетворенно кивнула Варвара. — Бывают придурки, которые ни в черта, ни в Бога не верят. Я, кстати, тоже не верила. А зря. По телику на днях показывали, есть такие места, попадешь туда — и кирдык, точно засосало.

— И кого засосал дом с колоннами? — поторопила я.

— Кого-кого, Эмку! Подругу мою. Пропала Эмка. Ни слуху ни духу.

— А дом здесь при чем?

— Вертелась она возле него. Видать, притягивал он ее. Точно магнитом. А потом вошла в калитку — и все, считай, в его власти.

— Вы видели, как она в калитку входила?

— Нет, не видела. Я видела, как Эмка возле дома вертелась. Первый раз я с остановки шла, а она снует вдоль забора туда-сюда и все на дом смотрит. Вроде сигнала ждет. Или зов слышит. Это я уже потом поняла. А тогда спросила: чего, мол, тебе здесь надо? А она мне: ничего. Я ее под руку, да и домой, а Эмка идет неохотно и все оглядывается. Говорю же, точно магнитом тянет. На следующий день — та же история. Я с вопросами, а она отнекивается. А вечером, смотрю, мимо моего окна — шасть, а мне ничего не сказала. Ну, я за ней. А она опять возле дома бродит. В окнах свет, Эмка подойдет к калитке, руку протянет, а потом чуть ли не бегом прочь, видно, душа еще спастись хотела. А потом развернется и опять к этому гиблому месту. Полчаса бегала, не меньше. Я не выдержала, подошла. Так ведь она опять мне ничего не сказала. Мол, прогуливаюсь перед сном. Я так даже поверила — может, и правда?

— И что потом?

— Пропала Эмка. И ни одна живая душа не знает, куда делась.

— И вы сразу заподозрили, что она вошла в калитку, и ее это… засосало?

— Не… — покачала головой Варвара и даже пальцем погрозила, мол, позвольте, не так все просто. — Я тогда еще не сообразила до конца, что к чему. А тут бац — передача по телику, кое-что вырисовываться стало… Петька пришел. Как раз в тот день, как я Эмки хватилась.

— Какой Петька?

— Ну, не знаю. Эмкин приятель. Петр… отчество не помню. Да и откуда мне отчество знать? Петька и Петька — так его Эмка звала.

— И что Петька?

— Пришел, — тут она икнула. — Блин, боржоми тоже паленый, что ли? — проворчала в досаде Варвара, но, к моему облегчению, все-таки вернулась к Петьке. — Он Эмку искал. А я ему: нет Эмки. Сели мы с ним бухнуть, а на следующий день иду с работы, и что? Петька возле чертова дома вертится! Я хотела его окликнуть, а он в калитку — шмыг. А потом в дом вошел, я видела. Видела, как дверь за ним закрылась. Сама по себе, — Варвара в этом месте перешла на шепот.

А я решила уточнить:

— Вы ему про этот дом рассказали?

— Нет. Хотя… не помню. Но вряд ли рассказала, у меня еще тогда все не сложилось. Короче, вошел Петька в дом, а через несколько дней включаю телик и вижу Петьку. Фотку его. Пропал без вести. Исчез с лица земли, точно корова языком слизнула. Тут уж я все поняла. Все на место встало, потому как я накануне передачу посмотрела.

— А вы в полиции об этом рассказали? Ведь в самом деле подозрительно: сначала Эмма проявляет интерес к дому, потом Петр, и оба исчезают.

— А как же! — хлопнула ладонями по коленям Варвара. — Конечно, рассказала! Такое да не рассказать, — тут она сникла. — Но… я по подруге сильно горевала. Ну и с горя в запой. А куда еще? Уж потом поняла: не стоило тогда к ним идти, дождаться надо было, когда очухаюсь. А я поперлась.

Дальнейшую картину я представила довольно ярко, можно было не продолжать.

— Когда в себя пришла, опять к ним потопала… Если честно, я не помнила, что у них уже была. Встретили, как родную, чуть ли не обниматься лезли. И все ржут. Про инопланетян спрашивают. Про зеленых человечков. Ну не придурки ли? Я в инопланетян не верю, а вот Господь меня теперь сильно беспокоит. Ведь, логически рассуждая, что выходит? Если есть нечистая сила, значит, Бог тоже есть. И мало нам, Валентина, не покажется, — со вселенской грустью в голосе заключила она и без перехода спросила: — Там на кухне ничего живительного не осталось? Сходи, глянь. Чует мое сердце, боржоми не спасусь.

Я отправилась на кухню. Проверила бутылки и, скорее всего, воротилась бы ни с чем. Но тут Кузьма Василич заорал дурным голосом, к тому моменту переместившись под стол, и, заглянув туда, я увидела бутылку «Мартини».

Живительной жидкости было ровно наполовину. Кот зло фыркнул, вызвав в душе смятение: неужто он тоже запойный?

— Печень береги, — сказала я, взяв бутылку.