Свой — чужой

Вера по-бабьи подперла щеку кулачком, поощряя подружку к еще большей откровенности:

— И что ж плохого-то? Я в том смысле, что каждый день — это не так и плохо.

— Да я не об этом! — хлопнула рюмку Зоя. — Тяжело просто, зашло далеко. Ощущение такое, будто он мой любовник уже лет пять.

— Ты чувствуешь, будто знакома с ним лет пять?

— Да.

— Так это хорошо.

— А чего хорошего-то?

— А плохого? Главное — как он в койке-то? А?

Зоя Николаевна вздохнула:

— Сначала — просто волшебно было… Но, понимаешь, он в каких-то вопросах — еще маленький. Он немножко стесняется, думает, что кое-чем меня обидеть может. И я, как дура, из-за этого сдерживаюсь, чтобы слишком развратной не показаться… Как будто у меня какие-то обязательства возникли… Я хотела от этих отношений, наоборот, полной свободы… И главное — а что потом?

— Ну ты, Зойка, зажралась, чес-слово! А когда мы на кухне выясняли, кто с парнем чего, ты тогда про «потом» не думала! Я ж тогда тебя просила, а ты? Сама говорила: устала с мужем по именитым гостям ходить…

— А у меня и сейчас сил не прибавилось! А Егор, он… Он ничего словами не просит, но глазами — требует! Я в разговорах с ним слова подбираю! Мне не расслабиться!

— А я тебе говорила, что он для тебя слишком молодой!

— Да? А для тебя, значит, в самый раз?! Да ты, Вер, всего на три месяца меня младше.

— На четыре. Не в этом дело. У меня к нему изначально было больше материнского. А ты к нему как к сверстнику пыталась отнестись. Изначально неправильно выбранная диспозиция.

— Ой, Веронька, да хватит тебе! Позиция, диспозиция… я не знаю, что мне сейчас с Егором делать! Я даже боюсь его!

Вера замолчала, не зная, что посоветовать.

В наступившей паузе обалдевший от подслушанного диалога Штукин опрокинул стакан с водой. Женщины на него обернулись, и Валера принялся старательно вытирать стол салфеткой. Принципиально он понял суть любовного конфликта, свидетелем которого стал: «Действительно, не в жилу — бабе просто блядануть с оттягом захотелось, а ей серьезные отношения предложили. Откажешься — значит, точно блядь! Высокая драма!» Валера встал и вышел в туалет. Возвращаясь, он встретился глазами с Верой и тут же ругнулся про себя: «Теряю квалификацию!» Дело в том, что одно из незыблемых правил наблюдения как раз строго запрещает встречаться с объектом глазами.

А женщины перешли уже от конкретной проблемы к общеглобальным:

— Знаешь… А с другой стороны — как глянешь на наше следствие… Все мужики — ой… Видок — «на море и обратно». Захочешь — не загримируешь!

— Удивила! Я тут у своего на фирме глянула разок на баб мужскими глазами. И что?! Вот ни одной, с которой я бы хотела переспать, а утром проснуться.

— Верунчик! Это в тебе говорит латентное, то есть скрытое, лесбиянское начало.

— Латентное? Во мне? А как ты меня по пьянке на прошлые майские на нелатентное подбивала, не помнишь?

— Ну, во мне есть тяга к экспериментаторству… А что, тебе тогда совсем не понравилось?

— Не к экспериментаторству, а к блядству…

— Кто бы говорил, ой… Святая Магдалина… А на даче, когда ты с тем журналистом и его приятелем… А я, как дура, сижу в сауне, думаю — куда все подевались?

Штукин помотал головой и заключил про себя: «Так, это уже пошла лирика, а не информация… Да-а… Это хорошо, что мужики редко слушают бабские разговоры. Хотя…» На самом деле все подслушанное Валерия не шокировало. Скорее наоборот — эти тетки ему даже чем-то понравились — этакие шкоды! «А уж Николенко-то! Кто бы мог подумать! А в прокуратуре — всегда вся такая засундученная была… М-да… В тихом омуте…»

Внезапно Штукину пришла в голову мысль предупредить Николенко о ведущемся за ней наблюдении. Зачем? Трудно сформулировать. Наверное, примерно по тем же мотивам, по которым он вообще проявил любопытство ко всей этой истории с «наружкой». То есть больше от шкодности, от некой любви к авантюрности и нестандартности. Ну а еще — ему очень понравились эти две тетки, те еще оторвы, судя по всему. А из двух больше, конечно, понравилась Николенко: не потому, что в ней Штукин увидел больше шкодности, — просто он ее знал, а Веру — нет. Одно дело, когда крамольные и эротические мысли высказывает просто какая-то симпатичная тетка, другое дело — если это прокурорша, да еще известная своей строгостью, да еще именно за угрозыском надзирающая… Тут интрига образуется…

Валера, конечно, так подробно свой порыв не анализировал. Он лишь сказал сам себе: «А что тут такого? Я же на Рейх больше не работаю… — Под Рейхом он имел в виду милицию и государство вообще. Впрочем, Штукин тут же так же мысленно поправился: — По крайней мере — официально не работаю…»

В это время в кафе уже не было сотрудников ОПУ, они все находились снаружи. Штукин встал, проверил взглядом заведение еще раз, потом обернулся к столику, за которым сидели женщины, и сказал тихо:

— Зоя Николаевна, извините, что мешаю, но мне бы срочно вам пару слов сказать.

Николенко прищурилась, а Вера застыла с открытым ртом. Зоя Николаевна, видимо, вспомнила лицо Валерия:

— Мы, по-моему, знакомы…