Свои чужие

— Я не собираюсь воевать, — отвечаю спокойно. — Я вернулся жить с миром.

— Ой, пошёл ты! — качает головой Тамила. — Я предупредила, Самсонов. Просто… будь не на шаг, а на два впереди. Договорились?

Она выскакивает на улицу, подбегает к подъезду и у двери оборачивается. Сверкнув фарами на прощание, я срываюсь с места и уезжаю.

Дни пролетают просто с сумасшедшей скоростью. Домой прихожу лишь для того, чтобы вздремнуть пару-тройку часов, а затем с новыми силами возвращаюсь в строй. Забываю звонить Вите, не хватает времени, чтобы заехать к матери. Она две недели ждёт в гости, а я каждый раз нахожу новую отмазку. Знаю, что поступаю по отношению к близким совсем уж хреново, но лелею надежду на то, что рано или поздно это закончится.

За день до вылета в Сочи кажется, что те самые формальности улажены. Мы с адвокатом долго общаемся в офисе, я передаю ему документы и понимаю, что в ближайшие несколько дней могу наконец отдохнуть с любимой женщиной на море.

Выхожу на улицу, когда уже прилично стемнело. Парковка полупустая. Прощаемся с адвокатом, пожимаем друг другу руки.

Я бросаю папку с бумагами на заднее сиденье, хочу закурить и набрать Виту, но окликает незнакомый голос. Через дорогу от нашего офиса недавно построили супермаркет. Возле него стоит старик с деревянной палкой и машет рукой.

— Молодой человек!

— Чего вам? — спрашиваю громко.

— Как пройти к Цирку Никулина? У меня там внучка сейчас выступает! Опаздываю!

Я недоуменно таращусь на него, делаю шаг вперёд. Старика плохо слышно из-за шума проезжающих мимо машин. Какой, к чёрту, цирк на ночь глядя? Совсем сбрендил?

Старик продолжает размахивать руками и что-то выкрикивать. Поднимает в воздух деревянную палку. Нервничает и злится. Он выглядит чистым и опрятным, но всё же похож на полоумного. И как с ним поступить? Оставить одного посреди улицы? Или предложить довезти домой? Если он, конечно же, помнит свой адрес.

Решительно шагаю к переходу, ступаю на зебру и слышу звук, который никогда и ни с чем не перепутаю. Оборачиваюсь — меня взрывной волной откидывает на асфальт. Спину и лицо обжигает чем-то горячим. Перед глазами расплываются красные пятна. Я перестаю дышать и слышать. Вот тебе и не девяностые, блядь.

* * *

— Взрывная волна выбила окна соседнего «Рено». У БМВ повреждено днище. Скорее всего, хотели просто напугать, так как граната имела небольшой радиус поражения. Я запросил записи с ближайших камер наблюдения. Работал мелкий щуплый парнишка. Чёрный спортивный костюм, капюшон надвинут на лицо. Всё стандартно. Наши ребята усердно работают. Думаю, к утру точно найдём и разговорим как следует.

— Хорошо, Паш. А со стариком что?

— Да хоть бы что! Хотели допросить как свидетеля, но там с башкой совсем бардак. — Паша крутит пальцем у виска. — Отпустили, доставили домой. Внучка дедулю успела обыскаться. Он деменцией страдает. Но блин, какое счастье, что старик появился на другой стороне улицы.

— Да уж. — Я задумчиво потираю ладонью щетину и смотрю на часы.

Три ночи. Спать хочется адски, а ещё принять душ.

Выхожу из кабинета следователя, закуриваю и сажусь на скамейку. Рядом припарковался Ерохин — сотрудник службы безопасности «Мет-строй». Непривычно, что я теперь без машины. Некоторое время точно.

Затягиваюсь, ощущая, как под рубашкой гореть начинает. Это хреново, надо занять руки. Чем угодно, только бы не трогать чёртовы шрамы. Триггернуло меня знатно. Пал Борисыч знал, чем зацепить. А в том, что это по его наводке подкинули гранату, я даже не сомневаюсь.

Оказавшись дома, стаскиваю с себя пиджак, пропахший гарью. В ванной — остальную одежду. Забираюсь под душ, врубаю воду. Перед глазами пелена. Я упираюсь ладонями в настенную плитку и напряжённо дышу. Вода лупит по плечам, но легче ни хрена не становится.

Выбравшись из ванной, закидываюсь таблетками. Пью сразу же двойную дозу и добиваю себя бокалом виски. За руль я всё равно пока не сяду. А Вита, надеюсь, простит, если прилечу в не совсем свежем виде. У меня самолёт рано утром.

Ставлю будильник на шесть, фоном включаю телевизор. Отпускать начинает где-то через час. И такая усталость накатывает, что я сам не замечаю, как вырубаюсь прямо в гостиной.

Просыпаюсь от громкого монотонного стука — будто чем-то тяжёлым по башке ударяют. Я открываю глаза, таращусь в полоток. Повернув голову, смотрю на часы и несдержанно матерюсь. Опоздал, бля… Нахожу телефон, он разряжен. Зато телевизор до сих пор работает!

Удары продолжаются, я медленно осознаю, что стучат во входную дверь. Надеваю штаны и выхожу в прихожую. Кому тут неймётся? И так настроение паршивое. Впрочем, как и самочувствие.

Открыв дверь, я удивлённо вскидываю брови. Вита. Здесь. Рядом. Передо мной. На расстоянии вытянутой руки.

Её губы дрожат, глаза наполнены слезами. Не двигается и, кажется, не дышит.

— Твою мать… — качаю я головой и делаю шаг навстречу. — Малыш, прости.

Поднимаю руку и дотрагиваюсь до её гладкой щеки, осторожно убирая назад растрёпанные пряди волос. Такое ощущение, что она бежала. Бежала ко мне.