Свои

В Ленсовете только и разговоров было — о том, что пора бы Петербургу, бывшей столице, по примеру Прибалтики, выбрать свой, независимый от Москвы путь, в конце концов, город со столь необычной, великой и трагической судьбой заслужил особого статуса. И конечно, эта смелость, это стремление к самодостаточности не могли не вдохновлять Фриду. Но сколько ее коллег, сколько недавних единомышленников вдруг обнаружили в себе неспособность к самостоятельности, малодушие, страх истинной свободы, — для нее это было горьким прозрением и тягостным разочарованием.

А пока Фрида размышляла о незрелости, несостоятельности советского человека, Нюша, воспользовавшись независимостью Латвии, вышла замуж за весьма престарелого голландца и собиралась покинуть Ригу навсегда. Ах, как искусно, как изящно подталкивала ее Фрида к мысли предложить ленинградской сестре пожить в пустой квартире в непростом доме их детства или хотя бы в Юрмале. Но сердце Нюши уже закрылось для воспоминаний детства.

И Фрида расстроилась. Расстроилась настолько, что вдруг решила остаться в Ленинграде. К тому же в Латвии русских все чаще называли оккупантами, все ощутимее становился там нацистский дух, — дух ненависти, дух человекоубийства. И снова Фриде приходилось выбирать не ту землю, что милее, а ту, что надежней

* * *

Сороковины[101] Фрида провела на каком-то митинге. Зато на следующий день на работу явно не торопилась, и тоном, не допускающим возражений, вызвала Зину на разговор:

— Мы обе знаем, бабушка — последнее, что нас связывало! — отчеканила Фрида. — А теперь она умерла, и эта игра в дочки-матери бессмысленна!

— Но я… — замямлила было Зина.

— Не перебивай! — оборвала ее Фрида. — Все это притворство, лицемерие… Сплошная ложь! Больше я этого не потерплю, слышишь! Дальше мы будем жить раздельно. И прошу, когда разъедемся, не ищи меня. На глаза не попадайся. Совсем прилипалой стала. В Европе, между прочим, неприлично взрослым детям при родителях оставаться. Пора и тебе взрослеть.

Скоро, благодаря депутатским связям, Фрида переехала в однокомнатную сталинку в Петроградском районе, а Зина — в хрущевку в пригороде.

Их прежняя квартира отошла соседям, — в прошлом обитателям партийных кабинетов, ныне — чиновникам Смольного. Дворником вместо Зины взяли какого-то гастарбайтера, впрочем, человека кроткого и добросовестного.

Из дневников Зины V На краю цивилизации