Но школа… Детишек почти втрое противу прежнего прибавилось, так что фельдшерский кабинет под занятия освободить пришлось (самому фельдшеру в деревенской управе комнату отвели). Учатся на две смены. Из губернии чиновники то с проверкой, то с делегацией важной приезжают, чтобы павлинами перед гостями походить, похвастаться: уж на что глушь, а и тут школа есть! Вот только помощи от них не дождешься. Все самой делать приходится, а на сколько сил еще хватит? Случись что, и передать некому. Дело ведь не простое, не только сил, — душевного расположения требует, чтобы любил человек с детьми заниматься, чтобы в науках и любомудрии преуспевал. Без того за школу и браться грешно.
Вдова Герасимова и не заметила, как за болезнью любимой наперсницы, все свои тревоги поведала Зиночке, безотлучно сидевшей при матери. И хотя вопросы оставались открытыми, — вдове уже оттого легче становилось, что девушка слушала ее со вниманием и школу считала делом серьезным и полезным. Полезным настолько, что хоть сама берись да тащи. Но пока даже мечтать об этом было смешно. Шла ли речь о детишках, учебниках или уроках, в своем воображении Зина чаще оказывалась за столом с другими учениками, чем на месте учителя. Однако, новый взгляд на школу, однажды открывшись ей, уже не оставлял ее душу.
Наконец, справив поминки и дождавшись уверений врача, что здоровье матери пошло на поправку, Зина отправилась обратно в пансион, прихватив заодно Мишу Можаева, решившегося все-таки наведаться в Саратов, дабы начать подготовку к поступлению в духовное училище.
И видно на этом-то пути и услышал Бог вдову Герасимову. Остановившись на постой у некоего священника, познакомился сынок ее и со всем семейством хозяина, причем одна из его дочерей удивительно быстро завладела вниманием нежданного постояльца. Ради нее и оставил Мишка свои мечты о духовной стезе, и женился, на радость матери.
Венчались молодые здесь же, в Саратове, но жить переехали в Герасимовку.
Уж и время прошло, и семейные радости улеглись, а Зиночка все вспоминала разговоры со вдовой Герасимовой. В пансионе она доучивалась, с большим вниманием входя в школьные дела и порядки, выспрашивая у классных дам о том, каково это, — детей учить.
Что уважаемый пансион да и любая городская школа не чета деревенской, — это Зиночка, конечно, понимала. В деревенской — и знания проще, и порядки свободнее, а вот трудностей не меньше, а может, и больше. В городе те ребятки учатся, чьих родителей в пользе знаний уверять не надо. А в деревне еще поди объясни, зачем детский разум науками мучить. Многие как считают: наловчатся мальчишки писать-считать — да и будет с них, дальше учить — только рук рабочих лишаться, а девчонкам учеба и вовсе ни к чему, «им в солдаты не иттить». И самыми мудрыми речами этого не переменишь, разве через самих детишек действовать: взять что ими любимо да знаемо, — родную речь, родной дом, деревеньку, природу, — и через это красоту и премудрость мира открыть, рассказать, какой силы может разум человеческий достигать, когда в нем любовь с пониманием воедино слиты, а уж тогда к отдельным предметам переходить. И если из всего класса хоть один ребятенок охоту к учебе проявит, к знаниям потянется, — это заслугой школы и будет, потому как через этого одного много пользы может в деревню прийти.
Движимая подобными размышлениями, Зиночка, по окончании пансиона, отучилась на школьного преподавателя и, вернувшись в Белую, поступила на должность учителя словесности, а затем и в попечительский совет можаевской школы вошла.
Но и Саратов Зинаида Ивановна уже не забывала: к подругам ездила, у новой саратовской родни гостила, к дамам из пансиона захаживала… На женских фельдшерских курсах училась.
За годы учебы полюбился ей этот город, его взвозы[31] и пристани, возвышенности и набережные, храмы и часовни, изрезанный водами правый берег, фейерверки на островах и величественная Волга, с ее необъятными просторами и летней сутолокой судов и суденышек, роскошных пароходов и простейших плотов, какие мальчишки вязать любят.
Здесь же Зинаида Ивановна с сестрами Варей и Любой познакомилась. Те с семинарами для интересующихся приезжали, о трудностях фельдшерской службы в деревнях рассказывали. И если сами семинары Зинаиде Ивановне не понравились, — мало там было по сути, больше про общество, про политику, — но задумку она оценила, в чем искренне призналась организатору, молодому человеку в круглых очках, с куцей бородкой и с кислой физиономией. Он же представил благодарную гостью Варе с Любой, хотя сама Зинаида Ивановна об этом и не просила. Тогда-то девушки и познакомились, а позже с одной из них, с Любинькой и вовсе сдружились.