Свои

Взять Белую. Деревня деревней, а запасный хлебный магазин своими силами строить решили, чтобы в худород без муки и зерна не остаться. На тамбовщине таких магазинов — единицы. Деликатесов в этих краях отнюдь не водилось (рассказывали старики, что Александру I, в бытность его в Тамбове, из столицы яства выписывали), зато товару простого, копеечного, всегда вдосталь было. В редкий год непогоды да бедствия выпадут. Да уж если выпадут — на одного Господа вся надежда. В последний раз и погоды были, и хлеба дружно взошли, — так мышь все поела. Тяжелый год тогда выдался, поумирали многие (тогда же старик-Можаев упокоился). Вот и взялись всей деревней потрудиться, чтобы впредь голода не бояться.

Другим замечательным предприятием школа была, — тут уж прямая заслуга вдовы Герасимовой. Как Миша ее подрос, письмо да счет освоил, захотелось ей получше его подучить. А где? Школ-то в округе нет, только в Тамбове, а туда ездить не наездишься. Ну и взялась сама учить, — учебники, книжки выписала. Пока сыном занималась, еще несколько детишек присоединилось, с их родителями перезнакомилась, обо всем с ними сговорилась, и пошло дело. Где силы находила, чтобы хозяйством заниматься, за «Герасимом» приглядывать да школу строить? Но вот же, — и благодетели нашлись, и помощники, — и школа встала. Здание небольшим вышло, одноэтажным, о пяти окнах, зато с сугубо отделенным кабинетом для фельдшера.

В тот же год Иван с мужиками водяную мельницу на лесной речушке поставил, а на супротивном берегу заимку себе присмотрел, говорил, трава там знатная, сочная, и место хорошее, черным лесом[29] да соснами оторочено, сосны высоченные, далеко в небо уходят; словом, увидел раз, — и расставаться не захотел, расчищать взялся.

И у всех-то, у всех дела были. Кто помладше и те учились, даже из девочек некоторые в Белую только на вакации[30] приезжали. Пожалуй, только Михаил, сын Герасимов, никуда не спешил, о духовной стезе мечтал, но, для Зиночки, — слишком созерцательными были его мечты. Вот и запросилась она учиться, по-умному, по настоящему, в какой-нибудь пансион или школу.

* * *

— Позже поговорим, — сухо отрезала Аксинья, выслушав просьбу дочери, а у самой душа в пятки ушла: куда, глупенькая, собралась? на какую беду опоздать боишься? — и вглядывалась в детское личико, будто запоминая напоследок эти умные глазки, упрямые кудряшки, беспокойно подрагивающие губы…

А после отводила душу у Герасимовой вдовы, у единственной, кому поверяла сокровенные мысли и тревоги. Разговор завел женщин в Саратов, где располагался пансион для девочек всех сословий, известный глубиной и широтой преподаваемых в нем знаний и строгими порядками. Все дни в пансионе были расписаны по часам и минутам, так что свободного времени почти не оставалось. Надо сказать, не все ученицы выдерживали такое напряжение, — для Зиночки, с ее неутомимостью, то что надо. Аксинью же успокаивало внимание, с которым в пансионе относились к предметам духовным (хотя и в «светских» спуску не давали). Словом, если припало дочке учиться, — лучшего заведения по всей России не сыщешь. Дело было решено и оплакано Аксиньей втайне ото всех.

* * *

Вопреки материнским опасениям, Зиночка быстро освоилась на новом месте. Учеба не представляла для нее никаких трудностей. С одноклассницами все складывалось как обычно бывает везде и всегда: с одними дружила, с другими приятельствовала, третьих умела держать на расстоянии.

Единственное, что однажды омрачило ее жизнь — смерть батюшки, Ивана Можаева. В пансионе вошли в положение ученицы и позволили отлучиться. Сборы были быстрыми, а вот дорога оказалась долгой, — к приезду Зины батюшку уже похоронили, и под присмотром тетки-вдовы, со всем старанием готовилась к поминкам.

И только Аксинья не выходила из комнатушки, — приболела, да так, что и священника, и доктора звали. Доктор приказал давать порошки и ждать: «так как одному человеку без другого жить очень трудно бывает, привыкнуть надо».

Вдова Герасимова понимающе вздыхала и о своем думала. И ей по началу трудно без мужа, без Герасима было, а потом в дела ушла. И вот уже хозяйство какое, — у обходчиков особым хутором Герасимовкой записано, и церковь стоит, и школа вдоль большака вытянулась, — а кому все достанется? Мишка хоть и смекалистым растет, и по хозяйству помогает, а все мысли о духовном училище, да о постриге. Тут и перечить не пристало. Но за хозяйство с церковью и волноваться не стоило, — братьям-Иванычам, Андрею с Дмитрием, перейдут. (Степан Иванович в то время в Камышине крепко обосновался, там и жену себе присмотрел и хозяйство завел.)