Свое время

Богдан оглянулся к пропасти, но Арна засмеялась, взяла его за руку и потащила в номер, мимо бухающих за журнальным столиком мужиков — бородатый как раз наливал, неторопливо, как в замедленной съемке, мутноватым столбиком дрожала в воздухе струйка из оплетенной бутыли, — подхватила с тумбочки в прихожей свою сумку, Богданову куртку, книгу и выскользнула вместе с ним в коридор. Они побежали вниз по нескончаемой винтовой лестнице, и Богдан чувствовал себя точь-в-точь как в детстве, когда по примеру одной дурацкой телерекламы прицепился на роликах сзади к трамваю.

Они пробирались вверх по тропке, почти незаметной на сплошной скале, и вышли в тупик, потом снова куда-то лезли, спускались вниз к морю и пролезали сквозь дыру в проржавевшей сетке-рабице, блуждали по необъятному дикому парку и в конце концов вышли к другому КПП, где их, правда, никто уже и не думал задерживать. А сразу за проходной началась цивилизация, город, вернее маленький курортный поселок, многолюдный, пестреющий витринами и лотками, но уже облетающий обрывками афиш конца бархатного сезона.

— Полазаем? — предложила Арна.

Они бродили по узким, почти вертикальным улочкам, где каждый ветшающий домик с террасой в листьях винограда и каждая новонадстройка из ракушечника с видовой площадкой над гаражом предлагали себя картонками «сдается жилье» и «недорого», и Богдану остро захотелось прямо сейчас постучаться в какой-нибудь из них, договориться с бабушкой-хозяйкой подешевле на одну ночь (за пятьдесят?.. а почему бы и нет, уже ведь не сезон), поселиться вдвоем, а что? Никто не удивится, тут, наверное, все так делают. А потом взять да и остановить время… Это же, наверное, еще легче, чем наоборот.

Но Арна крепко держала за руку, и шла на полшага впереди, и не замедлялась ни на секунду. Сонные люди, бредущие по улочкам и выглядывающие из окон, казалось, вообще их не замечали. Так, цветное движение воздуха, два мимолетных силуэта, померещилось.

Они взбежали на самый верх, где синий забор отсекал от старых хрущевок необитаемый коттеджный городок для миллионеров — Богдан хулигански предложил проникнуть туда мимо охраны с боевыми автоматами и сторожевой собакой, но Арна махнула рукой: чего, мол, я там не видела? — и полюбовались с высоты на бухту, замкнутую далеким мирным зверем. Потом спустились другой дорогой, отыскивая самые тайные проходы и лесенки между домами, то и дело утыкаясь в тупики, что Арну очень веселило и по­двигало ускоряться все больше, так что хозяева этих затерянных трущоб без вида на море, их собаки и кошки становились совсем уж неподвижными истуканами. Перелезли, срезая путь, через решетку в парк помпезного санатория — и цивилизованно, через калитку, вышли на набережную.

Здесь было много, очень много, несмотря на, казалось бы, осень, людей: медленная цветная река текла параллельно морю, сине-лиловатому, вневременному. Вдоль всей береговой линии шла торговля чем попало, особенно едой; Богдан почувствовал, что со времени далекого обеда в детском лагере успел как следует проголодаться. Густо лепились друг к другу всевозможные кафе, столики стояли даже прямо на пляже, и особенно экстремально, крепясь на ржавых столбах, нависали кафешки, построенные поверх бун, прямо над морем. Вокруг закусывающей публики парили чайки.

— Блин, — сказала Арна, — здесь такое классное вино, а нас поили какой-то гадостью.

— Хочешь вина?

И теперь уже он взял ее за руку, и властно повел за собой по скрипучим ступенькам и шатким подмосткам над морем, и усадил за самый крайний свободный столик, и подозвал замедленную официантку. Разумеется, тут все было дико дорого — но на два бокала вина ему хватало, и даже, если добавить мелочь, на одну нарезку сыра на двоих. Но Арна заявила, что закуски не надо, и когда официантка отплыла, вынула из сумки и показала под столиком толстую сырную косичку:

— Угостили.

И они пили действительно потрясающее вино, и раздергивали косичку на соленые сырные пряди, и бесстрашная чайка ходила прямо по столику, высматривая, чем бы поживиться, а на море появились розовые отблес­ки — солнцу наконец-то удалось за ними угнаться и приготовиться к закату. Арна мечтательно улыбалась. Если я сейчас обниму ее и поцелую в губы, это будет правильно. Встанет в текущую картину мира безошибочно и точно, словно единственно верное значение переменной. Ожидаемо. Попсово.

Потому он и не стал этого делать. О чем, конечно, жалел, как дурак, всю обратную дорогу.