Свое время

Если б она могла, то жила бы не просто за городом — а в своем собственном, отдельном и герметичном пространстве, в задраенном отсеке, в личном мире-капсуле. Где ничего бы не происходило, не менялось и не двигалось. Где я каждый раз, возвращаясь из литературных поездок, заставал бы ее точно такой же — молодой и стройной, неправдоподобно окруженной нашими детьми, смеющейся, с маленькими руками по локоть в земле, понятия не имеющей о том, что делается там, во внешнем и общем для остальных людей мире, — и так всю жизнь. Инка была бы счастлива.

Он тоже был бы счастлив и знал об этом. На женщине, которая при каких-либо обстоятельствах (он и гораздо менее значимые вещи всегда в деталях просчитывал наперед) могла бы перестать быть интересной и желанной, попросту не стоило бы жениться.

Все, понятно, упиралось в детей.

В точке их главного и глобального разногласия, беспрецедентно затяжных переговоров и невозможного, на посторонний взгляд, компромисса пробка наконец сдвинулась с места, и жена сосредоточилась на дороге. К счастью, она принадлежала к уникальному, вымирающему под гнетом естественного отбора подвиду женщин, способных заниматься в конкретный промежуток времени только чем-то одним.

Они успели, как успевали всегда, и теперь самолет набирал высоту, а внизу раскинулся город, красивый, как и любой — честное слово, я достаточно их повидал — любой город в мире, если смотреть на него отсюда, в иллюминатор, по-мальчишески ткнувшись носом в стекло. Город необходим и потому совершенен. Город — наше общее пространство, единый организм с общей циркуляцией крови и нервных импульсов, а также всего прочего, нужного для нормальной жизнедеятельности: и его собственной, и каждого конкретного человека. Город задает свои правила, свой ритм и свое время.

Попробуй встроиться, вжиться, врасти, говорил Андрей сыну, и девчонкам тоже собирался сказать, старшей уже вот-вот. И лишь когда ты овладеешь всеобщим временем — то сможешь развернуть его на себя и сделать по-настоящему своим.

Я знаю точно. У меня оно давно уже есть.

Свое время.

*

Встречу с читателями и обе автограф-сессии поставили на субботу (на ресепшне выдали конверт с личным графиком — организация на фестивале всегда была вменяемая, на вполне европейском уровне), а на сегодняшний вечер был запланирован банкет — отдельный квадратик розовой бумаги, без него, надо полагать, не пустят.

Банкеты и фуршеты в литературных кругах было принято презирать с особенной страстью, сравнимой лишь с тщательно скрываемой любовью к халяве; а ему, Андрею, нравилось. Разве оно не замечательно — вкусно поесть и пообщаться с коллегами одновременно, не тратя ни на то, ни на другое излишних ресурсов? К тому же приглашение на банкет, как ни смешно, не переставало быть наглядным способом конвертации статуса — начиная с перспективной литературной юности и по сей день. Статус в нашей возвышенной сфере вообще штука весьма и весьма относительная, доказательства чему Андрей получал каждый раз, когда кто-нибудь снова путал его фамилию с отчеством.

Хорошие отели за счет организаторов он, кстати, тоже ценил.

Войдя и осмотревшись, Андрей бросил рюкзак на дальний край широченной — что они обо мне, интересно, думают? — кровати и растянулся наискосок поверх покрывала. До банкета оставалось часа полтора пустого времени (эпитет «свободное» смешил: его время было свободно по определению), и он давал этой пустоте шанс заполниться естественным образом, как оно всегда и бывает в фестивальной жизни с ее тахикардично пульсирующим ритмом. Если нет, что маловероятно, но к лучшему, пойду погуляю, выпью кофе. У него было в этом городе, как и во всех остальных, свое любимое кафе.

Одновременно зазвонили мобилка в кармане куртки и телефон на тумбочке. До тумбочки получилось дотянуться, не вставая.

— Андрей Игоревич?

— Я слушаю.

— Это администратор. Вы хорошо устроились?

Не угадал, надо было брать мобилу.

— Да, спасибо.

— Вас тут спрашивают. Интересуются, можно ли подняться к вам в номер. Полтороцкий Сергей Владимирович.

Донесся приглушенный бас: Полтороцкий, и Андрей едва не засмеялся вголос этой зримой парности, рифмовке ситуации; честное слово, ничей статус не является абсолютным, ничьи слава и вес не докатываются до каждого гостиничного администратора. А мои имя-отчество, не надо обольщаться, у них просто записаны в регистрационной книге.

— Сергея Владимировича можете пропускать ко мне в любое время, — отчеканил он с той же профессиональной серьезностью. — Но лучше передайте, что я сейчас спущусь.

Полтороцкий сидел на пуфиках в холле, сразу на двух, и вообще его было много, очень много! — как всегда. При виде Андрея он резво вскочил и расставил руки, словно рыбак за разговором с коллегой, из-за чего дорогой пиджак жемчужного цвета перекосился на его мощном теле, а дизайнерский галстук выскользнул наружу:

— Андрюха!!!