Свое время

Она сидела за стеклом — женщина-птичка, острый подбородок на тонких переплетенных пальцах, огромные бессонные глаза, очень гладко зачесанные и, кажется, мокрые волосы. Подалась вперед, как будто собираясь взлететь. Каким она сейчас видит меня, лучше не думать.

— Андрей?!

Селектор почти ничего не оставлял от ее голоса, звонкого, девичьего. Приглушенный бесцветный скрип.

— Со мной все в порядке, — ври поменьше, хорошо?.. хотя по сравнению со всем тем, что она успела себе напридумывать за эти сутки — да, пожалуй, все более-менее. — Тут серьезное недоразумение, Инка. Позвони Ане… и Сереже Полтороцкому.

Последнее имя вынырнуло спонтанно, мгновением раньше Андрей совершенно о нем не думал, а ведь правда: если кто-то и может быстро и качественно вытащить меня отсюда, так это он, представитель власти и человек с мировым именем, несокрушимый бульдозер и настоящий друг.

Губы Инны шевельнулись, а звук долетел чуть позже, не попадая в синхрон:

— Хорошо… Только у меня отобрали мобильный, сказали, вернут после экспертизы, это недели через две… Но я найду их номера где-нибудь… Кто может знать?

Какие же мы идиоты, подумал Андрей, нашли что обсуждать в боксе для свиданий, при записи и прослушке, ну ладно еще Инка, она никогда не имела дел с этими службами, даже, наверное, никогда не задумывалась об их существовании в мире, она вообще мало что знает о жизни, кроме своих цветов… Но ты-то мог подумать головой, прежде чем давать ей поручения. А если ее вообще не выпустят отсюда?!

— Как дети?

— С Еленой Ивановной… Она к нам переехала пока на полный день, говорит, на сколько будет нужно.

— Отправим ее потом отдохнуть на острова… Дети знают?

— Что ты пропал?.. Фил прочитал в интернете. Я ему уже позвонила, что ты нашелся. А девочкам мы не сказали.

— Хорошо.

В ее застекольной фигурке было не больше реальности, чем если б я просто нафантазировал ее от одиночества; это же Инна, Андрей всю жизнь мог поверить в то, что она живая и настоящая, только после того, как сжимал в объятиях, целовал в теплый кончик носа. О чем еще с ней говорить? Спросить, правда ли — что и она могла оказаться там? Убедить, что я не совершал того, в чем меня обвиняют? И ты способен предположить как вариант, как вероятность и возможность, будто Инка не знает, сомневается, верит?..

Снова движение ненакрашенных девчоночьих губ:

— Андрей…

Она уже молчала, сжала губы в невидимую ниточку, когда он услышал наконец вопрос:

— Где ты был?

*

— Вы же сами видите, Андрей Игоревич, насколько все грустно. У вас не только нет алиби — вы даже отказываетесь сообщить, где провели это время. Около сорока часов: с вашего исчезновения и вплоть до задержания в непосредственной близости…

— Я не отказываюсь. Но я буду говорить в присутствии адвоката.

— Вы понимаете, что начиная с воскресного утра вас разыскивали все соответствующие службы города? И мы вас разыскивали, я лично вышел на работу в воскресенье. С вашей стороны было бы логично и по-человечески сказать, хотя бы в общих чертах, где вы были. Дальше моего кабинета эта информация иначе как под грифом «секретно» не пойдет, обещаю… Если вдруг вы не хотите публичности, боитесь, как бы не узнала жена…

Вот сволочь. Андрей стиснул под столом кулаки, потом медленно разжал; только спокойно, не надо эмоций, ни в ко­ем случае не отступать от избранной тактики:

— Госпоже Гримальской уже сообщили?

Следователь поморщился. Он вообще давно перестал улыбаться, и ямочки бесследно пропали с его щек.

— Ваша Гримальская Анна Сергеевна вне зоны. Пытаемся связаться. Поймите, Андрей Игоревич, человек, которому нечего скрывать, ничего и не скрывает. Вы сейчас откровенно играете против себя, и я вам настоятельно не рекомендую затягивать эту игру.

— Неужели для вас трудно — найти человека? Даже если у него мобильный не на связи?

— И еще одна рекомендация: не пытайтесь нас пере­играть, взять на слабо и так далее. Очень уж у вас получается наивно… инженер человеческих душ. Будет вам адвокат. Государственного защитника мы готовы предоставить хоть в течение часа. Только вам все равно будет нечего сказать — кроме правды. Вы же отмалчиваетесь от отчаяния, Андрей Игоревич… Где вы хранили взрывчатку?

Последний вопрос прозвучал внезапно резко, обещанием удара, и Андрей вздрогнул, и возненавидел себя за это. Не начинать оправдываться. Молчать. Вызывать сюда Аньку они, конечно, не собираются, но, может быть, Инна… Если они ее отпустили, а не заперли в соседней камере, мне ведь об этом сразу не скажут, придержат, как последний козырь в рукаве…

— С детства увлекаетесь? — поинтересовался следователь. — Мальчишкам нравится: селитра, перекись ацетона… На поверхности чисто научный интерес, эксперимент, похвальное стремление к познанию, взрослые даже порой одобряют… А в глубине — желание разрушать, сносить до основания. Темный древний инстинкт. Или так, хулиганство?

Андрей усмехнулся:

— Откуда вы знаете… про селитру?

— Да все об этом знают. Вы же известный человек. Вон, даже в газетах пишут…