А у него было много вопросов. И прежде всего они касались времени: жизненно важным казалось немедленно узнать, который час, какое сегодня число и какого месяца, какой год и день недели? Разумеется, ничего такого, чреватого диагнозом, он прямо не спрашивал, но кое-какую информацию успел считать с перекидного календаря на столе, с корявых загогулин шапки протокола, из обрывков разговоров снулых ментов между собой: вот же ж, сука, понедельник, день тяжелый, фигасе начинается неделька…
Понедельник, первое октября. Получается, я провел вне времени около полутора суток: дикая, алогичная конструкция, было бы куда более ожидаемо вернуться в тот самый момент, из которого я выпал тогда… Смешно, можно подумать, время хоть сколько-нибудь подчиняется нашей логике. С ровно той же вероятностью я мог быть выброшен в любое из тех времен, что рассыпались веером и мерцали передо мной там, в безвременье… Или нет? Я ничего не знаю об этом, и перебирать, будто цветные стеклышки, бесчисленные варианты, имитируя здравое размышление, попросту бессмысленно.
Беспокоило другое. Не укладывалось в систему, хотя относилось к той сфере, где она, система, была, где априори действовала пускай преступная, но все же человеческая логика.
Понедельник.
Семеро детей, сорок восемь взрослых… Жертв могло быть и намного больше. Если бы — и это очень просто, оно лежит на поверхности, плавает, приплясывая, словно поплавок, — если б не понедельник, а воскресенье. В воскресенье отель был набит до отказа участниками и гостями фестиваля, апогея культурной, да и вообще всей жизни этого города, литературоцентричного донельзя, до сумасшествия. Попробуй мыслить как террорист, отрешившись от личных рефлексий, от обычной человеческой морали, у тебя это всегда получалось более чем неплохо, так вот: если бы взрыв прогремел в воскресенье, он прозвучал бы на порядок мощнее и громче во всех смыслах. В воскресенье в это же время, пока они еще не разъехались по своим городам и странам… резонанс мог быть и международным. Почему же?..
А если не террористы — они, кстати, всегда публично берут на себя ответственность за произошедшее, и в твоих кровных интересах, чтобы так оно и случилось, — но если не профи, а какой-нибудь безумец-одиночка, вроде безработного Андрея Марковича, искренний ненавистник отеля, позорящего город, и этому человеку, наоборот, хотелось избежать по возможности лишних жертв… Так дождался бы, урод, окончания завтрака, чтобы они все порасходились по своим командировочным делам, ушли гулять, показывать город своим детям!.. Какого — прямо с утра, ровно в восемь?
Ну да у него — у тебя? — могли просто сбиться настройки часового механизма. И от подобного не застрахован никто, слишком это зыбкая и своевольная субстанция — время.
— Курить будешь? — участливо осведомился псевдобомж-Володя.
Захотелось все-таки лечь и повернуться лицом к стене, но это оказалось больно, очень больно. Сто процентов, сломали ребро.
*
— Это наша работа, Андрей Игоревич. Вы должны понимать. Погибли люди.
У доброго следователя в штатском вместо квадратной морды были ямочки на щеках, наверняка они у него с юности, вот тогда его и начали готовить в добрые, в их профессиональном хозяйстве ничего не пропадает зря. Только вот и ничего нового не появляется черт-те сколько десятилетий.
Допустим, но я ведь тоже знаю правила:
— Я буду говорить в присутствии моего адвоката. Гримальская Анна Сергеевна, разрешите ей позвонить.
Красавица и умница Анька специализировалась по авторскому праву и тысячу раз говорила, что не желает иметь ничего общего ни с каким криминалом, но ради меня-то можно, наверное, поступиться принципами. Еще, ему рассказывали, она блестяще вела бракоразводные процессы, но этого Андрей уж точно не мог проверить.
— И я должен позвонить жене.
Если, следуя их опереточным правилам, позволят только один звонок, лучше Аньке, решил Андрей. Она сможет запустить медийную машину, дать толчок информационной волне — то, что мне сейчас нужно больше всего. Инне и детям она тоже сумеет сказать правильно, смягчив и сгладив все, что в этой ситуации возможно сгладить и смягчить.
— Адвокату мы сообщим, — пообещал, улыбаясь, добрый. — А ваша жена, Маркович Инна Валерьевна, уже здесь.
Не сумел сдержаться, вздрогнул, вскинул голову. Когда они успели? — какой-нибудь, наверное, специальный самолет. И что им от нее нужно?!
— Госпожа Маркович здесь со вчерашнего дня, — пояснил следователь. — Прилетела, как только стало известно о вашем исчезновении. Вы же знаете, информация прошла по всем новостям…
Андрей не знал. Кивнул машинально, уже начиная соглашаться со всем, что ему скажут; я читал, такое рано или поздно происходит с каждым, кто попадает… Инка. Ее не должно здесь быть.
— Возможно, вам будет интересно, — следователь интимно понизил голос. — По нашим данным, ваша супруга пыталась остановиться в том самом отеле… но в воскресенье с утра там не было свободных мест.
*