Свод небес

Пройдя от места, где высадил ее Катрич, до дома несколько улиц, Марфа поспела к самому ужину. Мать ничего не сказала ей, однако молчание ее, напряженное, какое-то драматически-вымученное, было красноречивее всяких речей.

Марфа не рассказала матери про Катрича, решив, что встреча эта не имеет особой значимости. Однако, когда Катрич вдруг появился на ее выпускном (в первую их встречу Марфа сказала ему, где учится), Марфе ничего не оставалось, как представить его своим родителям.

Стоит ли говорить, как преобразилась Алексина Тимофеевна, как повеселело ее лицо, и как исчезла из ее глаз холодность, и как появился в них возбужденный жадный блеск, когда она узнала, кем является Катрич, и подсчитала его приблизительный месячный доход. Кирилл Георгиевич несколько спокойнее воспринял новое знакомство, однако, подстрекаемый женой, не преминул теперь во время семейных обедов заводить полезный, по его мнению, разговор о надобности дальнейшего устройства жизни старшей дочери, утверждая, что «в гнезде засиживаются только никуда не годные птенцы».

Для Марфы, воспитанной на выведенных ее требовательной, не склонной к романтизации матерью аксиомах, опирающихся на материальную почву, лишенную всяческих духовных изысканий, скорое развитие событий, касающихся устройства ее дальнейшей судьбы, никоим образом не затрагивало струн ее аморфной души. Подвластность родительской воле главенствовала в ней над всеми живыми чувствами, и то движение, которое зародил в ее неопытном сердце Мелюхин, служило единственным центром притяжения всего ее духа. Ей казалось, что никогда теперь привязанность эта не исчезнет из нее, никогда не забудутся светлые волосы и голубые глаза, вселившие в ее сердце надежду. И ответ, долгожданный ответ, который так и не был дан ей, теперь всколыхнул в ней не веру в будущность, а стремленье убежать, скрыться от того позора, унижения, которые она испытывала при воспоминании о своем импульсивном признании.

Катрич же, нашедший в кротости и немногословности Марфы истинное проявление трепетного женского начала, обнаруживал твердость в своих намерениях и настойчивость в своих действиях. Так, спустя несколько месяцев уступчивых и терпеливых со стороны Марфы и чувственных и страстных со стороны Филиппа встреч, не успев толком познать первой влюбленности, Марфа оказалась на пороге замужества.

II

Первые месяцы брака были для Марфы особенно и, пожалуй, единственно счастливыми за все три года супружеской жизни. В течение этих первых месяцев и были сделаны все те фотографии, которые стояли теперь на комоде в гостиной, выставленные там то ли для напоминания об этих счастливых месяцах, то ли для чужих любопытных глаз как свидетельство о благополучном устройстве жизни семьи.

В редкие минуты Марфа предавалась воспоминаниям о тех днях, когда вместе с мужем она просиживала часами в мастерской, что находилась в подвале дома, и лепила вместе с ним глиняные кувшины, горшки, а иногда и целые скульптуры, которые так любил делать в свободные минуты Катрич, находя в этом занятии отвлечение своим утомленным мыслям. Вспоминался ей и смех, и вязкая глина на ладонях, и тепло мужской груди, что прижималась к ее спине. Но теперь все чаще воспоминания эти вызывали в ней отвращение. Она презирала и этот свой смех, и глиняные горшки, и горячее тело мужа, терпеть которое рядом с собой ей становилось все невыносимее.

Марфа вышла замуж без любви.

Надевая на палец стоявшего перед ней сияющего Филиппа Катрича обручальное кольцо, она не понимала всей значимости того события, которое наступило через восемь месяцев после дня вручения дипломов в университете. Венчание же, на котором настоял Катрич, было для Марфы чем-то вроде театрализованного представления, будто она была вовсе не молодой невестой, а второстепенной героиней какого-то многосерийного киноромана. Марфа почувствовала себя женой Филиппа только по окончании всех торжеств, когда он привез ее в дом на холме и когда, оставшись с нею наедине в спальне, он снял с нее подвенечное платье и привлек к себе, покрывая ее крепкими мужскими ласками.

В первые дни супружества Катрич был для Марфы олицетворением силы, которую ей удалось обуздать и которой она владела теперь безраздельно. Катрич относился к Марфе с трепетом, лаской и вниманием, и поначалу Марфу забавлял и услаждал этот вид сильного, здорового, умного мужчины, который становился перед нею совершенно податливым, уступчивым и кротким человеком, что почему-то в сознании Марфы оборачивалось нелицеприятной для ее мужа стороной.