— В десять лет ты, наверное, даже не почувствовал перемен?
— Многое стоит за этим вопросом, просто это долго рассказывать. Может быть, только сейчас, к тридцати восьми годам, я разобрался в себе. Конечно, отношение родителей друг к другу влияет на становление характера. Но я вообще никого не виню, наоборот — я полон любви к ним обоим, да и ко всем вокруг.
— Ты сказал, что отношение родителей влияет на характер. Каким ты был — кроме «нервической» составляющей?
— Я был отдельным.
— Волчонком?
— Волчонок… (Долгая пауза.) Ну, наверное, и волчонком тоже был, да. При этом я был, да и сейчас остаюсь, очень ранимым. Хотя, конечно, во мне всегда была сила, которая меня двигала вперед, и что-то я, видимо, пытался всем доказать.
— Всем или кому-то конкретно?
— Сейчас уже понимаю, что доказывать что-то надо только самому себе. Но когда твоя личность только формируется, в тебе много всяких комплексов, появившихся по разным причинам, — это и родители, и переезды, и отношение родителей к тебе, еще что-то. Можно сказать, что я был всё время как пружина. Но, видишь, мы не можем просчитать всех миллиардов путей — значит, всё это мне было нужно.
— Тебе исполнилось 19, когда после института ты вновь поехал в Америку. Ты один туда отправился?
— Да. Ну я был самостоятельным парнем. На третьем курсе я сыграл свою первую большую роль, это был мой прорыв — в фильме «В августе 44-го…». Потом я отучился четвертый курс, закончил, заработал каких-то денег и поехал. Сначала к маме в Ванкувер, потом в Лос-Анджелесе провел какое-то время и вернулся в Россию. Здесь у меня началась профессиональная история: Серебренников, который пригласил на главную роль в «Современник», и дальше, дальше, дальше, а потом опять, видишь, я здесь так или иначе… Не отпускает меня Запад.
— Послушай, уезжая в Америку сразу после института, ты планировал сделать там актерскую карьеру? Знаю, что ты кем только там не работал: и официантом в армянском ресторане, и грузчиком…
— Понимаю, о чем ты. Странная тема — ментальность, почему я, честно и искренне скажу, не являюсь сторонником нашего актерского образования. Четыре года учебы тебе вбивают в голову, что ты служишь в храме, ты артист-артист, и это и только это твоя профессия. Большинство забивают себе этим голову и ничего вокруг себя не видят, в то время как настоящими артистами становятся единицы.
— А у тебя кругозор изначально был шире.
— У меня не шире кругозор, нет. Просто ты спросил, ехал ли я заниматься актерской профессией. Да, я понимаю, что я окончил театральный вуз, но все-таки я воспитывался на Западе, а тут считается нормой начинать работать в 16 лет в Макдоналдсе или грузчиком. Я и работал, как все работают в молодости, — официантом, мне же надо было как-то зарабатывать себе на жизнь. Курьером работал, снимался в массовке (кстати, здесь актерам массовки платят 100 долларов в день). Ходил на какие-то кастинги, пробивал стены головой, как и все. Ничего такого особенного.
— А почему в Москву вернулся?
— Я не вернулся: я же то там, то здесь. Приехал как-то к родителям, и у меня как раз появилась профессиональная история. Я снимался в сериале Кирилла Серебренникова «Дневник убийцы», потом — с Мариной Неёловой в фильме «Леди на день». А потом произошла интересная штука: Галина Волчек предложила Кириллу поставить в «Современнике» спектакль, а в это же время мне Неёлова что-то говорила о театре на съемках…
— Представляешь, какие контрастные материи: там ты грузчиком работал, а здесь — Неёлова, Серебренников.
— Поверь мне, грузчик — тоже серьезная материя, смотря как к этому относиться. Суть в том, что мне Неёлова говорит: «Тебе в театр надо. „Сладкоголосая птица юности“ — есть такая пьеса, она прямо для тебя». И в итоге я оказался «коннектором», потому что я тогда Кириллу сказал: «Слушай, я вот с Мариной Неёловой снимаюсь, и она мне говорит про „Сладкоголосую птицу юности“. Может, ты Галине Волчек предложишь это название, — Неёлова, естественно, тоже хочет там играть, а ты предложи, чтобы я был ее партнером, и как-то оно всё сложится». Это я сейчас в двух словах пересказываю. Так оно всё и произошло.