— Да дело даже не в роли. Ты понимаешь, сам факт того, что ты можешь себе позволить очень многое и ты неожиданно и очень резко вдруг всем нужен, кружит голову. Особенно когда до этого, в девяностые, мы жили крайне скромно и вдруг на тебя обрушиваются деньги, а тебе всего семнадцать. И ты совершенно не готов к таким поворотам. Я попыталась «левой ногой» поступить в Щукинское училище, на курс Владимира Иванова, где в результате стали учиться прекрасные мои подруги Оля Ефремова и Лаура Кеосаян. Во мне было очень много глупостей, гонора и какого-то эгоизма. Я пришла в «Щуку» как к себе домой. Я зашла туда, и почему-то мне казалось, что меня — такую великолепную, замечательную — непременно должны принять. И еще стул поставить, где написано мое имя. А там собралась приемная комиссия — взрослые, талантливые, хорошие люди, которые мою бедную маму бесконечно уважали и любили, и вообще не понимали, как моя замечательная мама могла родить такое исчадие ада. (Улыбается.) На следующий год меня уже хотели туда принять, а тогда просто щелкнули по носу и довольно справедливо сказали: опомнитесь, девочка, вы пока еще никто, и звать вас никак. Это отрезвляет очень сильно.
— Со Школой-студией МХАТ всё было легче?
— Да, уже на третьем туре мне и моей будущей однокурснице сказали, что нас берут.
— В кино у тебя всё сложилось удачно довольно быстро. Сначала был грандиозный успех фильма «Шпион», а потом «Оттепель».
— Ты знаешь, на самом деле чем я искренне и по-настоящему горжусь, так это «Оттепелью». Потому что в «Шпионе» главные роли исполняют Фёдор Бондарчук и Данила Козловский, прекрасные партнеры и замечательные люди. А роль Нади всё же очень маленькая. Что касается «Оттепели», то это был большой труд — многомесячный, сопряженный с колоссальными находками, открытиями, удовольствиями, людьми интереснейшими. И потом, Валерий Петрович Тодоровский, режиссер этого сериала, очень хорошо умеет с артистами работать, и это опыт неоценимый.
— На «Оттепели» был, кажется, огромный кастинг. Тебя это тоже касалось?
— С Валерием Петровичем пробы были мучительные, очень долгие. Я ходила туда как на работу два или три месяца. Просто бесконечно назначали новые пробы. И я думала, что это какая-то такая изощренная издёвка. Мы с Исаковой Викторией обе так думали. Она думала, что издеваются над ней, я думала, что издеваются надо мной.
— А зачем режиссеру издеваться над вами?
— Да он не издевался, но, послушай, мы же актрисы и мы находились в постоянной истерике. В какой-то момент уже начинаешь чувствовать, что выдыхаешься, тебе необходимо понять хоть что-то: «Ну пожалуйста, ну скажите мне, хотя бы намекните». И конечно, я уже не представляла, как расстаться с героиней. Когда на протяжении двух месяцев все сцены «промяты» и ты уже думаешь, что ты — это она, как можно с ней расстаться? Я не знаю.
— Кто еще пробовался на твою роль?
— Валерий Петрович очень щепетилен в этих вопросах и никогда не допускает, чтобы актрисы знали о пробах друг друга. Мы же ранимые люди, очень ранимые, и, конечно, это ошибка, когда люди начинают спрашивать: кто еще пробуется на мою роль? Это вредит делу.
— Представляю, как ты была счастлива, когда все твои мучения остались позади.
— Это не сравнимое ни с чем ощущение. Потому что ты понимаешь, что попал именно в десятку, потому что это именно тот сценарий, в котором ты хочешь принять участие, это та героиня, которую тебе интересно сыграть, это те партнеры, о которых ты мечтаешь, это тот режиссер, у которого сниматься хочется, — ну, то есть всё совпадает. Подарки такие бывают оттуда. (Кивает вверх.)
— Но знаешь, не каждый эти подарки умеет ценить, а ты, мне кажется, из числа тех, кто эти подарки ценить умеет. Аня, насколько я помню, Олег Павлович Табаков тебе предлагал самой выбрать, где ты хочешь работать — в МХТ или в «Табакерке». Или я что-то путаю?
— Нет, ты ничего не путаешь. Важно правильно понимать, что Табаков не посадил меня и не сказал: «Ну вот, Нюра, выбирай». Так получилось, что уже была работа в «Табакерке» и уже начинались репетиции в МХТ. Вот и пришлось делать выбор. Я Олегу Павловичу о своем желании сказала, и он так посмотрел: «Значит, „подвал“?» Я говорю: «Подвал». И я оказалась в «подвале» — мы так «Табакерку» называем.