А сейчас я люблю, обожаю ее, двадцатипятилетнюю, и никому никогда не отдам… Боже мой, как все запуталось в моей и ее жизни… Она невероятно свободна и независима в нашем бурном романе… Она добра и беззащитна в нашей тайной любви… И потому ее любовь, нашу любовь невозможно никому оскорбить или обидеть, сглазить… Она совершенна в своей чувственной красоте, но ведь к тому же она удивительная умница из умниц… Я за три последних «романных» месяца удивительного общения с ней понял одно. Ее внешняя красота только отточила ее недюжинный ум, совсем не девический, ум привел в движение интеллект с потрясающим нераскрытым потенциалом… Умная, интеллектуальная женщина красива вдвойне и втройне, когда физическая красота накладывается на душевную, на порыв, прорыв чудесную острого проницательного ума… Какой я везунчик, если и с вином добрым мне сегодня повезло – для нее… И в конце концов шантаж и угрозы не выбили из седла… Как мне повезло с ней, фантастически красивой и естественной… Слава богу, что со мной она такая же, как в студенческие годы, как будто ничего не изменилось – годы ничто в сравнении с нашим не угасшим чувством… Только что же мне делать? А вот сразу же после своего доклада, после презентации своих программ, наверное, скажу… Обязательно скажу, чтобы она поняла, почему я не остался с ней пять лет тому назад… Тогда, сразу же после смерти жены я бы предал детей, передав в руки мачехи, чуть ли не их сверстницы, должно бы быть какое-то время паузы, памяти о матери детей, чтобы не предавать никого, ни мёртвых, ни живых… Лера что-то поняла, но наверняка не все. Когда-то надо объясниться. И я завтра ей все расскажу после доклада… Может, сейчас в пути?.. Она должна все знать, непременно… Она все поймет, раз она так раскована, свежа, смела, любима – бесконечно любима… Может, наш роман, наша с ней любовь – это взаимный подарок, который мы берегли друг для друга всю жизнь? Кто знает, много не сберегли, ту же свою невинность, а искренность, прямоту, честь в высшем понимании этого слова, значительно сильнее чести как невинности сберегли… Боже мой, за что мне такой подарок? Если бы не она, ее смелость и красота, я бы никогда не совершил свой научный рывок, интеллектуальный прорыв в неведомые дали – тогда бы не было ничего, той же моей фантастической бесценной флэшки с алгоритмами и программами, новых открытий и изобретений…»
В дверь осторожно постучали. Проводник напомнил о приближении границы. Брагин так не хотел, чтобы ее будили, что наши, что украинские пограничники с таможенниками. Ее и не разбудили. Брагин предъявлял ее паспорт, показывал глазами на спящую Леру, и разводил руками без лишних слов, мол, что с них взять с влюбленных юниц-аспиранток, которых разморило в дороге. Его только с пониманием спрашивали по ту и по эту сторону российско-украинской границы – «у нее кроме личных вещей ничего нет?» – и он, молча, кивал головой – «ничего, кроме личных».
И рожденная в немного затуманенном вином мозгу мысль веселая разгоняла все тревоги и печали: «Сугубо личное, потаенное, что возникает между женщиной и мужчиной под грустную мелодию любви, слушаемую только ими, превыше всего обезличенного, пошлого, вычурного, что напоказ, что во всеуслышание». Она проснулась уже после пограничников и таможенного досмотра.
– Мы где? Близко к цели?
– Неважно, где, важно, что мы с тобой, Лера, в движении. Цель – ничто, движение – всё, как формулировали смысловые начала жизни философы…
– А мне приснилось, как мы с тобой ласкались в моей хибарке у моря в Дивноморске, куда я тебя затащила на решительное ночное свидание. Ты мог тогда подумать обо мне – чёрт знает, что. Хороша легкомысленная студентка тогда была, когда решилась на любовное свидание с женатым мужчиной. Что бы ты обо мне мог тогда подумать… – Лера закрыла глаза и покачала головой. – Не в моем характере было заводить любовников, тем более женатых… И с детьми взрослыми… Это было сродни преступлению, как наваждение….
– Да, это было наваждение, – отрешенно подтвердил Брагин, – я ведь тоже в твоих глазах должен был выглядеть, по большому счету мерзопакостно. Еще бы, человек, верный муж и отец, обожающий своих детей, наставник-воспитатель их в жизни, изменил в первый раз своей жене.
– Слушай, я тогда подумала об этом, но не решилась спросить тебя…
– Как будто жены не было вообще – так?
– А она была… Ты мне тогда ничего о ней не говорил, а я и не спрашивала… Ничего лишнего… А сейчас спрошу, можно?
– Да, можно, спрашивай.
– Почему ты ей изменил со мной?