Взрослый Костенька с дядюшкой-спасителем прежде почти не встречался, но теперь зачастил к нему с едой и с коньячком о пяти звездочках. Изредка, ни с того ни с сего, он произносил «кого» вместо «чего»: «Кого там делать-то?», «Кого, дядя Костя, тебе взять в магазине?». «В народе так говорят, — объяснял Костенька. — Народ, он не различает предметы неодушевленные от одушевленных».
— Народник нашелся! — удивлялся Бахметьев К. Н. — «Народ, народ»! Откуда тебе известно, что от чего отличает народ? Что такое народ? Никто не знает, кроме как ты.
— Как это откуда! — пожимал плечами Костенька, обижаясь. — Я на филологическом полгода учился!
Это — в Костенькиной привычке: он на любой случай жизни где-нибудь да учился, и на физика, и на химика, и на экономиста, если же и не учился — постигал путем самообразования. Нынче Костенька — ему за пятьдесят, Бахметьев К. Н. не помнил точно, — Костенька же не рассказывал, к пятидесяти либо к шестидесяти ему ближе, — нынче он ездил в «мерседесе» с мигалкой и радиосвязью, объясняя дядюшке, что в 1993 году в России «мерседесов» было продано больше, чем во всей Западной Европе.
— Прогресс! А еще говорят — нет у нас в России цивилизации!
— Ты скажи-ка, Прогресс, где ты все ж таки работаешь? — спрашивал дядюшка, но племянник объяснялся странно:
— Мы работаем частным образом!
— Что за частный образ?
— Не все ли тебе, дядюшка, равно? Лучше скажи откровенно: чего тебе хочется?
— Мне-то?.. Мне-то, Костенька, очень хочется… — И Бахметьев К. Н. рассказал: необходимо познакомиться со своими знаменитыми однофамильцами. Ну, хотя бы через посредство какого-нибудь из последних изданий энциклопедии.
— И это — все? Да что за вопрос, дядюшка? Что за вопрос? Да мы — вмиг! Ну, если не вмиг, не сию же минуту, тогда в следующее мое посещение — обязательно!
И верно: две недели спустя Костенька с видом почти что ученым сидел у кровати дядюшки и громко читал по «Советскому энциклопедическому словарю»:
— «Бахметьев Владимир Матвеевич (1885–1963), русский советский писатель, член КПСС с 1909. Романы о жизни сибирского крестьянства, о гражданской войне — «Преступление Мартына», «Наступление». Подходит?
— Вроде бы интересуюсь. Партийный стаж великоват для одного живого человека. Но факт есть факт. Кто там еще? Кто дальше-то?
Дальше следовал Бахметьев Порфирий Иванович (1860–1913), из крепостных, выдающийся физик и биолог. Первым вызвал анабиоз у млекопитающих (летучие мыши). Первым во всем объеме поставил проблему сохранения жизни при полной остановке жизненных явлений.
— Я же на биолога собирался учиться! — поторопился заверить Костенька. — А потому я суть уже схватил! То есть очень важная, скажу я тебе, суть!
Бахметьев К. Н. тоже подтвердил:
— Интерес теоретический, но, может быть, и практический. В медицине практический — раз! В политике теоретический — два! В похоронных командах — три!
— Похоронные-то, дядя Костя, здесь при чем?
— Здесь не здесь, а при чем, хотя бы и так: раненым, кто хоть мало-мало дышит, тут же вспрыскивать анабиоз, в анабиозном состоянии волочить их в лазарет. Пусть в лазарете разбираются — все еще живой солдатик либо уже мертвяк. А то ведь на практике как происходит? Поволокли живого — приволокли в лазарет мертвого, а там народ матерится: своих, что ли, у нас не хватает мертвяков? Поди-кась живых вы там же и закопали, а мертвяков притащили?!
Нельзя сказать, что дело точно так и было, но Бахметьеву, во-первых, хотелось поддержать учение об анабиозе, во-вторых, удивить Костеньку.
— Тебе что же — приходилось сталкиваться? — и в самом деле слегка, а все-таки удивился Костенька.
— Ты спроси — чего мне не приходилось? Спроси — с чем я не сталкивался? Я со всем на свете сталкивался. Ну а дальше-то — кто? Кто там еще в «Словаре» из Бахметьевых? С разными прочими именами-отчествами?
— Всё! — сказал Костенька и пожал плечами. — Представь себе — всё!
— Только двое и есть?! Не может того быть! Фамилия наша известная, так что гляди внимательнее! Хоть бы еще одного угляди — трое, это уже не двое!
И Костенька углядел: Павел Александрович, год рождения — 1828-й, год смерти — знак вопроса. Соученик Н. Г. Чернышевского по Саратовской гимназии, прототип Рахметова в романе «Что делать?». В 1857 году уехал в Океанию с целью основать там коммунистическую колонию. Оставил А. И. Герцену денежные средства — фонд на революционную работу. Н. П. Огарев, доверенное лицо А. И. Герцена, передал фонд С. П. Нечаеву.
— Нечаеву? Знаешь ли, Костенька, Нечаев очень был знаменитый революционер-террорист! Он, знаешь ли, Достоевскому прототипом многократно служил. А в науке до сих пор дискутируется: признавал Ленин Владимир Ильич террориста Нечаева за своего учителя либо отрицал начисто и совершенно? Нерешенный вопрос! Не в силах ответить наука. И вообще, скажу я тебе, Костенька, мы с тобой уже коснулись выдающегося периода нашей истории. Я множество книг по вопросу прочитал, я знаю.
Костеньке тоже было интересно: