Свобода выбора

36-летний Владимир К-в переселился на прокопьевскую свалку вместе с женой Тамарой. Еще год назад они жили на Алтае, имели дом, скотину, работу. Но заболели и один за другим умерли дети, мальчик и девочка. Жизнь для Владимира и Тамары потеряла смысл. Они бросили все, заколотили окна крест-накрест, ушли из деревни, стали бродягами.

Добрели сюда, до свалки. Раздобыли крючья, остались. Построили невдалеке что-то вроде полушалаша-полуземлянки из фанеры, жести, обрывков брезента, обзавелись (отсюда же, со свалки) матрацами-одеялами, чашками-ложками. Живут. Тамара, смущаясь, улыбаясь накрашенными губами (помада, похвасталась она, французская, нашла тут же), сообщила: «Беременная я…»

Володя — богатый человек. Без дураков: здесь, на свалке, он откопал свою золотую жилу. Вернее, медную.

— А что, нормальный бизнес, — говорит он, помешивая крюком в костре. — Вот сейчас 12 часов дня, а я с восьми утра отжег уже килограммов тридцать меди. Вечером подъедут покупатели, у меня будет килограммов шестьдесят — семьдесят. Платят мне «чистыми» по две тысячи за килограмм, вот и считайте.

Конкуренции Владимир не боится, справедливо полагая, что меди и другого добра хватит всем желающим испробовать этот вид предпринимательства. Даже сейчас, когда вполсилы работают шахты, заводы и стройки, сюда, на свалку, бесконечным потоком идут мусоровозы со всего города. И в каждой машине — обязательно — отходы цветных металлов.

— Россия — самая богатая страна в мире, — утверждает мастер закладочного полигона (так мусорохранилище называется официально) Валентин Турбин. — Вот давайте подсчитаем, хотя бы приблизительно. Этой свалке примерно 20 лет. И все эти годы сюда ежедневно привозят 500–550 кубометров мусора — бытовых и промышленных отходов. То есть в этой куче сейчас более четырех миллионов кубометров отходов. Если ее разгрести и добыть все ценное, да те же цветные металлы, например, — озолотиться можно, развитой капитализм в отдельно взятом Прокопьевске построить за год.

Наш разговор прерывает очередная машина-мусоровозка. Греющиеся у костров крючники устремляются к ней. Вот тут-то и начинается борьба, осмысленная и жестокая. Часто доходит до драк, увечий: каждый норовит пробраться к вершине, к центру зловонной кучи, ковырнуть ее крюком поглубже, выхватить, выдрать из ее недр что-нибудь подороже, повкуснее, то, что, возможно, позволит прожить еще день, два, неделю. В цене здесь бутылки-кубышки, ношеные вещи (часто — совсем новые, брошенные, как объясняют бомжи, преступниками как улики), обувь, разные бытовые приборы, мебель, посуда, косметика и, конечно, продукты.

От сумы да от тюрьмы не зарекайся, гласит поговорка. Я бы добавил: и от свалки. Жизнь выдавливает людей сюда, на обочину, на удивление легко, буднично. Сегодня ты еще вполне устроен, сыт, обут, одет, имеешь семью, работу, дом, а завтра ничего этого уже нет, и ты уже оборванец, изгой, бомж, крючник. И жизнь идет своим чередом, и никому до тебя нет дела. Ты — отброс производства, ты — лишний, ты — мусор.

…Валентина Лаврова 33 года отработала в торговле. Заработала пенсию аж 187 тысяч рублей. Но несколько задержек с выплатой — и Лаврова оказалась здесь. Квартиросдатчик просто-напросто выставил ее вместе с сожителем за дверь: не платите за угол — выметайтесь, проваливайте. Куда? Вот сюда, на полигон.

Приняли их старожилы свалки не слишком ласково, место на мусорной куче пришлось выбивать кулаками и крюком. Зато сейчас у супругов вполне приличный промысел. Они заключили что-то вроде контракта с несколькими «комками» и магазинами и занялись сбором «кубышек». Каждый вечер к полянке, где Валентина оборудовала бутылочную мойку, подъезжает грузовик (а после праздников и два, и три), привозит пустые ящики, забирает полные. Из рук в руки передаются деньги — по 150 рублей за одну посудину.

Пьют здесь много, каждый день, и не особо разбираются, что пьют: лишь бы по мозгам било покрепче. Курят исключительно бракованную продукцию местной табачной фабрики — подмоченный табак, который фабрика выбрасывает порой мешками, или режут на отдельные сигареты длиннющие заготовки, почему-то не дошедшие до конвейера. Куревом пока никто не отравился, а вот от самопальной, произведенной на заказ водки два обитателя свалки недавно отдали Богу душу. Живые все равно пьют.

— Приварок к пенсии, — скромно сообщила Валентина, — 100–150 тысяч в день. Вот подкоплю денег, куплю дом или квартиру, поживу по-человечески. Может, и Коля пить сильно не будет, так я за него еще и «взамуж» могу выйти…

20-летняя Наташа Б-ва «взамуж» успела выйти два года назад. Хороший муж достался: высокий, красивый, ладный. Но все рухнуло в одночасье: Сергей попал под сокращение штатов, Наташа — тоже. Куда идти, где искать хлеб насущный? Знающие люди посоветовали: на свалку…

— Вы знаете, — говорит Наташа, — поначалу было ужасно стыдно. Молодые, здоровые — и ковыряемся в мусоре. Потом привыкли. Чего стыдиться? Здесь все такие, как мы. Сейчас вот ищем одежду и обувь: холодно становится, особенно ночью и по утрам, а я жду ребенка…