— Представьте себе — социолог! Опять не верите? А я — вправду… Изучал, долго изучал отбросы нашего общества, а потом пришел к выводу: все общество — отброс! Отброс, а больше ничего. Если еще и существуют отдельные личности, значит, от общества они совершенно в стороне. Ну а раз так, раз такой сделан вывод, я в отбросах и остался. К тому же — обстоятельства. Знаете, как бывает у вас у самого по себе полное душевное расстройство, а тут еще теща? Мало того — теща, еще и родные дети. Дочь в пятнадцать лет прошла огонь и воду, потому считает отца дураком, сын — афганец. До того афганец, что ты с ним в одной комнате спать боишься… Ночью, во сне, матерится. И надо бы его разбудить, а страшно. И почему-то — неудобно, стесняешься: все-таки сын. Родной. Одним словом, я кандидат наук, и я запил и покалываться начал. Иначе говоря, психологические стереотипы потерял…
— Обратно в общество не хотите? Хотя бы время от времени?
— Нет, не хочу.
— Почему же?
— Потому что не могу. Не надо желать того, чего не можешь, — глупо! И вообще — хватит с меня: искал благоустройства, сильно искал, а потом выяснил — оно мне не нужно. Без него лучше.
— Так-таки не жалеете?
— Жалость? Откуда ей взяться? Нет, не признаю.
— А чего вы признаете?
— Ничего. Ну, в самом в крайнем случае — признаю существование.
— И этого достаточно?
— Более чем. Заметьте: самоубийц среди бомжей гораздо меньше, чем среди вашего класса благоискателей. Гораздо! Я знаю, я вопрос изучал, будучи на госбюджете.
— А то вернулись бы в социологию? С вашим-то бесценным опытом? В какой-нибудь институт общественного мнения?
— Так я же вам объясняю: какое может быть общественное мнение, если нет общества? Никто не знает, никто не судит, чем стала нравственность? Никто не знает, где политика, а где — коррупция? Где воспитание, а где растление? Нет, увольте, не по мне. Многие бывшие мои коллеги в области социологии знают, что общества нет — разве что в их собственном представлении, и за это представление они какое-никакое, а жалованье получают. Какое там общество — и народа нет, и нации нет, и гражданства нет, и государственности нет, и непонятно, что есть. Одно только население. Евразиафриканское, кажется. Это население и само-то не знает, какой у него континент. А вот я, представьте, свой континент знаю: свалка. Мне ничего не надо, я ничего не хочу, а если бы вдруг захотелось написать книгу — представляете, что бы это было?! Куда там писателям и ученым — им подобного как своих ушей не видать! Все бы зачитывались, даже самое преступное население. Ну, исключая, конечно, руководителей высших. Тем правда что до лампочки… У них — свои представления.
— Пожалуй, и верно — до лампочки… — почти что согласился Нелепин и еще спросил: — А вас преступники не нанимают? За хорошие деньги?
— Никогда! Мы люди недисциплинированные, ненадежные люди. А в преступлении дисциплинка — будь здоров! Там порядок нужен и последовательность, благоискательство тоже нужно проповедовать, а у бомжа — откуда у него все это? Преступнику так же, как и вам, нужно в гору, в гору, а бомжу — под гору, под гору! Нет уж, с руцкими, с гайдарами, с жириновскими разбирайтесь сами, бомжам все они до лампочки. Понятно?
— Телевизор все-таки смотрите?
— В последний раз, вспомнить, год тому назад смотрел. Хотя точно не скажу… А радио слушаю. У нас у многих приемнички, а тут еще меценат какой-то поставил на свалке радиоточку. Копаешься и слушаешь. Слушаешь и копаешься. Сочетается.
— Слушаете? Интересно? Почему же все-таки слушаете-то?
— Потому что слышно.
— А голод мучает?
— Почему бы это? Еды на свалке навалом. Это вот шахтеры, те под землей голодают, чтобы зарплату получить, чтобы семьи прокормить, а нам заботы нет. Вот когда в Москву-столицу наведаешься — тут дело другое. Тут еды нет.
— Свалки вокруг Москвы скоро ликвидированы будут.
— Откуда известно? — встрепенулся Николай Николаевич. — Откуда?
— Лужков обещал.
— А-а-а, Юрий Михайлович! Конечно, деловой человек. Но и он тоже — на то и начальство, чтобы обещать. Обещать — это главный фокус всякого начальника — о-бе-щать! Без этого фокуса он никто. Вот Лужков Юрий Михайлович, он хотя бы единожды на свалку приехал? А то «ликвидировать»! А что ликвидировать — и сам не знает, в глаза не видел. А ведь его собственные отбросы тоже у нас. Вот и посетил бы, и пообщался б со свалочным народом. Уяснил бы неадекватность межгруппового сознания этого самого народа. Нет и нет — ни один министр на свалке не бывал. Хотя бы и министр экологии. Хотя бы — здравоохранения. Это их непосредственно касается. Их сфера. Их поле деятельности. Но в эту сферу они ни ногой!
— Сфера социального обеспечения, — подсказал Нелепин, а Николай Николаевич подтвердил:
— Где им всем? Им — некогда. Им больше нравится в белых халатах что-нибудь посещать. Что-нибудь космическое. Или мясо-молочное. Раз бы в год побывали, расширили свой личный и научный кругозор. Проанализировали бы ситуацию, когда этническая идентичность становится отрицательной. Вы меня, надеюсь, понимаете?