Свобода, власть и собственность

Мы вновь тут сталкиваемся с апокалипсическим совершенством тоталитарного режима в СССР.

Дело в том, что политическая эмиграция из СССР несет на себе следы двойной селекции. Первая действует при формировании оппозиционного движения. В Советском Союзе в условиях, не оставляющих никаких серьезных перспектив для оппозиционной деятельности (не считая возможности попасть в лагерь или психбольницу), квалифицированные специалисты, особенно гуманитарных, самых важных в данном случае профессий, редко решаются вливаться в оппозиционное движение. Здесь сказывается и деморализованность большой части советской гуманитарной интеллигенции!

Зато в движение часто втягиваются люди, страдающие инфантильностью. (Тоталитаризм способствует инфантилизму, с молодых лет лишая людей самостоятельности и серьезного дела).

Инфантильность мешает людям предвидеть крайнюю трудность и опасность борьбы, и такие люди, быстрее других уставая или разочаровываясь, уходят в эмиграцию. (Просто уйти из движения в тоталитарных, советских условиях бывает часто труднее, чем эмигрировать! «Клеймо» остается, работы не находится и т. д.). То есть, здесь речь идет уже о второй стадии селекции.

Кроме того, безвозвратная эмиграция, которая только и возможна в СССР, легче срывает людей с ослабленной нравственностью (ведь приходится часто навсегда бросать близких), а также людей предельно опустошенных, надломленных, переозлобленных, с искалеченной жизнью.

И, разумеется, большая часть из них не способна к какой-либо серьезной деятельности, практической или теоретической. В эмиграции это делается очевидным. В довершение ко всему такие люди часто становятся легкой добычей всяческих «бесов» эмигрантщины и не находят сил воспротивиться соблазну приспособления к реакционному большинству эмиграции.[22]

Наконец, имеет место очевидно и политическая селекция. Более подверженными эмиграции оказываются люди правой ориентации, жертвы «реактивного» мышления и страха перед поиском новых дорог. В стране они пребывают в глубокой внутренней эмиграции, в вакууме, презирая все вокруг, все, что ассоциируется для них с основами советской жизни, презирая, как правило, и так называемых советских людей. Вследствие этого поток эмиграции сравнительно легко смывает многих из них. На Западе, попадая в среду крайне правой русской эмиграции, они часто «правеют» еще больше.

В результате всех перечисленных видов селекции и создается такая парадоксальная ситуация, что общество страны, заинтересованное более чем когда-либо и какое-либо другое в дееспособной, здравомыслящей политической эмиграции, имеет эмиграцию, вероятно, беспрецедентную по своей политической беспомощности и реакционности.

Иные могут указать на деятельность в эмиграции ряда выдающихся диссидентов. Действительно, их деятельность приносит большую пользу делу привлечения внимания к правозащитному движению в СССР. Но ведь число таких людей составляет ничтожный процент в нашей эмиграции, и своей известностью и трибуной, которой они располагают, они обязаны не усилиям эмиграции! Обязаны своему мужеству и своей деятельности в СССР и, главное, исключительному вниманию Запада к положению в СССР. Такого внимания не имеет ни одна эмиграция!

Деловой и идейной несостоятельностью, реакционностью, русская эмиграция выделяется и на фоне эмиграции из стран Восточной Европы, особенно из Чехословакии.

Между прочим, стоило бы русским оппозиционным реакционерам, которые не способны различать никаких иных цветов, кроме белого и черного (т. е. — марксистского, коммунистического), подумать над вопросом, почему среди новых эмигрантов из восточноевропейских стран (да и среди диссидентов в этих странах) так много «левых», в том числе и сторонников «третьего пути»?

Ведь люди в этих странах еще хорошо помнят благословенный капитализм, который был у них далеко не худшего, европейского качества! А социализм был им навязан и поддерживается штыками и танками ненавистных иностранцев. И били их и сажали тоже достаточно, пускай и меньше все-таки чем в СССР, но зато ведь чужие били или по чужой указке! И все нее в какого диссидента, что называется, палкой ни кинь, попадешь в «левака»! А чехословацкая новая эмиграция — вообще прямая противоположность русской: пальцев на двух руках хватит, чтобы «правых» пересчитать, да и те сами себя стесняются!

Мыслимо тут два ответа. Или они все просто глупее русских, или, может быть, дело в том, что оппозиционные движения там более массовые? Ведь массовые движения в культурных, развитых странах (конечно, не подталкиваемые террором, как при всяких фашизмах) ВСЕГДА направлены влево! То есть, к расширению и углублению демократии во всех сферах жизни. И, как видим, это положение не меняется даже когда массовые движения направлены против «левых» тираний. Отсюда, между прочим, следует, что вопросом жизни и смерти для правых русских оппозиционеров, является вопрос: стала ли Россия культурной и развитой страной?

Но вернемся к главной теме.