Читаем Свобода, власть и собственность полностью

Итак, «взвешенность» гуманитария и необходимость к выделению ставит его развитие и судьбу в особую зависимость от одного решающего обстоятельства: от уровня его нравственности, от способности к сопереживанию. Если этот уровень достаточно высок, он дает гуманитарию сверхличную цель, сверхзадачу и рамки ответственности перед людьми, перед обществом. Такой интеллигент-гуманитарий действительно становится самым полезным членом общества, интеллигентом с большой буквы. А если этого нет — доброй сверхзадачи и ответственности, — то интеллигент-гуманитарий, особенно при наличии у него способностей, превращается в самого опасного для общества члена, и для «дальних», и для «ближних» своих. Становится «бродильными дрожжами» изощренного зла. Любая самая хорошая идея будет поноситься им только потому, что не он ее автор. Или, если она в силе и в моде, он будет ее извращать, доводя до абсурда. И любое дело будет разваливать, если не он лидер.

В тоталитарных же условиях гуманитарию сохранить нравственные устои и гражданскую ответственность особенно трудно. И в этом — ключ к пониманию советских гуманитариев.

Производственник в тоталитарных условиях госкапитализма при отсутствии зависимости производства от потребления снижает качество своей работы. Гуманитарий же попросту деградирует, нравственно и умственно. Инженер и рабочий могут и даже заинтересованы производить некачественные, скажем, трубы (чтобы произвести их в большем количестве и выполнить план), но не могут выпускать трубы без желоба: жидкость по ним все-таки должна течь! У гуманитария и этой заботы нет. Он в значительно большей степени отрезан от обратной связи со своими потребителями. В этих условиях стремление к выделению и безответственность приобретают порой совершенно уродливый характер. Гуманитарий почти полностью теряет ощущение независимости и чувство собственного достоинства, свойственное квалифицированному работнику. Карьеризм, угодничество, предательство, оппортунизм становятся нормой. Своей безнравственности эти люди, как правило, не замечают, т. к. варятся в собственном соку, и все вместе деградируют. Критерии порядочности снижаются до последнего минимума. Естественно, развиваются мизантропия и на ее почве — народофобия и прочие фобии.

Тут важно понимать диалектику перехода от диктаторского, «средней» жестокости режима к тоталитарному. Я имею в виду, конечно, сравнение с режимом царской России. Тогда для гуманитарной интеллигенции существовали быть может оптимальные условия, среди имевшихся в мире, для обретения доброй сверхзадачи. Страна и народ были в тяжелом положении, существовало множество тяжелейших проблем, но существовала в то лее время относительная свобода для творчества и связь с общественностью, с «потребителями». Существовала объективно и некоторая заметная перспектива для тех, кто хотел бороться за изменение режима или просто действовать на пользу людям. То есть были средства и возможности для достижения гуманных целей. И «продукция» гуманитариев того времени свидетельствует о существовании большого числа людей, подчинявших свое творчество доброй сверхзадаче.

При переходе же к тоталитарному режиму госкапитализма мы видим, что вместе с увеличением количества и «качества» проблем резко уменьшаются возможности для борьбы за их решение и неизмеримо увеличивается риск участия в этой борьбе. Результат: изощренность в приспособлении, в цинизме, защитная слепота и потеря способности к: сопереживанию, а также народофобия и мизантропия в качестве оправдания своего бездействия и приспособленчества.

Народофобия тут рождается и из-за страха перед крутыми переменами в демократическом направлении. Гуманитарий боится, что может оказаться неконкурентноспособным в силу творческой деградации, и кричит о том, что «дикому» народу (или «одичавшему») нельзя давать свободу: он учинит кровавую анархию — «русский бунт, бессмысленный и беспощадный».

Мне же думается, что самую большую опасность тут представляют сами эти гуманитарии, с преобладанием в их среде людей безнравственных, безответственных, с неудовлетворенным честолюбием.

Сознание многих интеллигентов представляет собой перевернутую картину по сравнению с сознанием большой части людей из народа, у которой, как мы говорили, ненависть к режиму часто вытесняется в подсознание. У очень многих же интеллигентов на поверхности какие-либо оппозиционные (по моде) идеи, а в подсознании — страх перед серьезными переменами.

Большая часть современной гуманитарной интеллигенции представляет перевернутую, «зеркальную», картину и по отношению к дореволюционной интеллигенции России, отличавшейся крайним радикализмом, революционностью и народничеством. И если крайности старой интеллигенции сыграли во многом весьма печальную роль в истории страны, то «зеркальные» крайности большой части советской интеллигенции в нынешней тоталитарной обстановке могут сыграть роль еще более трагическую.

Приведу ряд фактов, косвенно подтверждающих нарисованную выше картину.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
10 гениев политики
10 гениев политики

Профессия политика, как и сама политика, существует с незапамятных времен и исчезнет только вместе с человечеством. Потому люди, избравшие ее делом своей жизни и влиявшие на ход истории, неизменно вызывают интерес. Они исповедовали в своей деятельности разные принципы: «отец лжи» и «ходячая коллекция всех пороков» Шарль Талейран и «пример достойной жизни» Бенджамин Франклин; виртуоз политической игры кардинал Ришелье и «величайший англичанин своего времени» Уинстон Черчилль, безжалостный диктатор Мао Цзэдун и духовный пастырь 850 млн католиков папа Иоанн Павел II… Все они были неординарными личностями, вершителями судеб стран и народов, гениями политики, изменившими мир. Читателю этой книги будет интересно узнать не только о том, как эти люди оказались на вершине политического Олимпа, как достигали, казалось бы, недостижимых целей, но и какими они были в детстве, их привычки и особенности характера, ибо, как говорил политический мыслитель Н. Макиавелли: «Человеку разумному надлежит избирать пути, проложенные величайшими людьми, и подражать наидостойнейшим, чтобы если не сравниться с ними в доблести, то хотя бы исполниться ее духом».

Дмитрий Викторович Кукленко , Дмитрий Кукленко

Политика / Образование и наука