Наука, отгораживая их от жизни, одновременно спасает до некоторой степени (в отличие от их гуманитарных коллег) от тлетворного влияния советских условий, от нравственного вырождения. Не всех, разумеется, но многих. Меньше всего это, увы, относится к научной элите. Сильнее всех защищенная своей известностью от террора, она могла бы сделать очень многое, но не сделала. И все же тот факт, что большинство активистов правозащитного движения в стране принадлежит к научно-технической интеллигенции, говорит об относительно высоком уровне ее нравственного здоровья. Большую роль играет тут, видимо, и современное научное мышление, несовместимое с любой тоталитарной идеологией.
Гуманитарная интеллигенция
Это на мой взгляд (да и не только на мой) — самое слабое звено советского общества, особенно ввиду той роли, которую гуманитарная интеллигенция призвана играть в обществе. Г. Померанц назвал гуманитарных интеллигентов «людьми воздуха». На самом же деле большинство из них прочно привязано к советской «земле», к колеснице пропагандистской и воспитательной машины, и движет эту машину. И это разумеется не проходит для гуманитаристов бесследно.
«Иногда мне кажется, — писал Амальрик в открытом письме к А. Кузнецову, — что советская творческая интеллигенция, то есть люди, привыкшие думать одно, говорить другое, а делать третье, в целом явление еще более неприятное, чем режим, который ее породил».
Увы, с этими горькими словами Амальрика здесь трудно не согласиться. Совпадают они с мнением академика Сахарова:
«Интеллигенция начинает уходить либо в узкий профессионализм, либо в двойственную интеллектуальную жизнь на работе и дома, но это означает усиление лицемерия и дальнейшее падение
Чтобы понять причины такого состояния гуманитариев, а также их политические настроения, необходимо начать с исходного, так сказать, определения гуманитарной интеллигенции и ее положения.
«Шапка Мономаха» гуманитарного интеллигента тяжела при всех обстоятельствах и во все времена. Прежде всего, гуманитарий имеет дело не с точными науками, где успех можно доказать измерениями или экспериментом. Успех гуманитария зависит от многих критериев и не в последнюю очередь от признания других гуманитариев.
В то же время гуманитарий в своем творчестве должен отражать проблемы человека, обращаясь при этом к людям, к обществу. Следовательно, гуманитарий органически заинтересован в известности, в славе, чтобы его читали и слушали, и ради этого заинтересован в оригинальности, в выделении из ряда.
При этом гуманитарий в сущности «кустарь одиночка» по характеру своего труда, даже если он и состоит на службе. Его труд не является звеном какого-либо производственного цикла. В результате и его социальное положение мало зависит от социально-экономической структуры общества, от так называемых производственных отношений. Его единственный «классовый» интерес — чтобы цензура была послабее и не мешала ему выделяться из ряда. В этом смысле он действительно человек, висящий в воздухе. Это дает гуманитарию большую свободу мышления, но эта же свобода таит в себе великую опасность потери чувства реальности и ответственности.
Инженер или рабочий не может выдвигать или поддерживать какую-либо, например, социальную идею, не подумав, как она может при реализации отразиться на его положении, жестко зафиксированном в социальной структуре. Да и характер труда приучает людей производства к ответственному и конструктивному мышлению: в любой обстановке они должны производить вещи, способные хорошо ли, плохо ли, но функционировать, и любую деталь любым концом не повернешь — можно остаться без головы.
Наконец, человек производства в своей судьбе тесно связан со своими коллегами. «Мы» в его мышлении находится как минимум в равновесии с «Я», в то время как у гуманитария «Я» может доминировать.